Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Угу. Заброшенный всеми.

– Варья очень консервативен. Придерживается сугубо нейтральной позиции. В те времена, когда нужно было выбирать, на чьей ты стороне, он так и не поменял старых убеждений. За что и находится сейчас, фактически, в ссылке. Боги надеялись, что тысячелетнее одиночество сломит его упорство. Значит, он помог тебе? А мог бы и не делать этого, памятуя о случившемся.

– Зря с ним так, – сказал я, лихорадочно пытаясь сообразить, что амулет и Вритрин подразумевают под словом «боги». – Он очень порядочный мужик, предан своему делу. А вводить меня в курс дела и инструктировать – его прямая обязанность.

– Да ну? – Я почувствовал в его голосе нотку удивления и интереса. – Он много рассказал тебе?

– Достаточно, – ответил я, поразмыслив. – Думаю, что прошел бы испытание без проблем. Даже не встретив Юдина или вас. Правда, во все тонкости я не был посвящен, но психологически я себя чувствовал даже комфортнее.

– Испытание. Да, может быть, может быть. Но это не сошлось бы с планами богов.

– Гм. Но и предков, наверное, тоже.

Он попытался проникнуть взглядом мне в душу. Видимо, мои слова заставили его предположить во мне игрока, которого изначально недооценили и который, после тщательного изучения и переоценки, вновь выскользнул из отведенных ему рамок.

– Кстати, о предках. Юдин – агент пращуров. Какие у вас отношения? Ты ему доверяешь?

– Мы же друзья, – сказал я. – А что касается доверия, то оно было раньше… на Земле. Тут все по-другому, и приходится во все вносить коррективы.

– Хорошо, что ты это понял. Скорректируй свои действия еще больше. Я не сомневаюсь, что ему даны соответствующие указания на твой счет. Так что будь начеку. Ставки слишком высоки и… лучше всего было бы просто устранить его. Но, зная о том, что вас связывает, придется идти на риск и попробовать обойтись без крови. Ты не сможешь склонить его на нашу сторону?

«Ого, запросики!» – подумал я, но вслух произнес другое:

– Тогда придется раскрыть ему все карты. И то, он может не послушать.

– Ладно, пусть все идет своим чередом.

Он взглянул на часы. Это был бесподобный прибор: два тыквенных сосуда, притороченных один сверху другого. Через крохотное отверстие вода стекала в нижнюю тыкву, причем величина капель и скорость их падения оставались постоянными. Когда вода иссякала, профессор, очевидно, менял сосуды местами, и цикл повторялся сначала. Рядом с анахронометром лежали крупные и мелкие камешки, предположительно служившие для подсчета часов и суток.

– Врут, – сообщил он беспечно. – Но думаю, что пара часов в твоем распоряжении еще осталась.

– Довольно примитивный прибор, – насмешливо произнес я. – У богов не нашлось ничего получше?

Профессор закашлялся и выпил воды.

– Сфера их деятельности, в отличие от усилий человечества, лежит далеко от практической утилитарной области. Впрочем, это место ждет нашего Гандхарву уже несколько сотен лет, и тут практически ничего не менялось. Твоим предшественникам смотреть на это было привычнее.

– А что с ними стало? – холодея, спросил я. Таинственное, незнакомое слово, которым меня здесь, с незначительными вариациями, обзывают все кому не лень. Что же оно означает?

– Им, увы, не повезло. Но к делу. Тянуть нечего.

– Минутку, – бросил я обеспокоенно. – Я еще не давал письменного согласия на то, что буду споспешествовать кому бы то ни было во всех его начинаниях. С меня довольно просто выбраться отсюда побыстрее, и в вашей помощи я не нуждаюсь. Это притом, что я уже не упоминаю о моральном и физическом ущербе, который я понес по вине забросивших меня сюда. Так что, если хотите, чтобы я работал на вас, вам придется мне заплатить.

– Ты имеешь в виду деньги? – не удивился профессор.

– На кой они мне здесь?

– Твои условия?

– Информация. Как можно более полная.

Он задумался, но решение принял быстро:

– Ладно. Кое-что я могу сказать. Но что касается морального ущерба, нашей вины здесь нет никакой.

– Я думаю иначе.

– Разве тебя истязали или силком поили сомой?

– Нет. Но я уверен, что нас с Таней, как, впрочем, и Саню, подтолкнули к этому специально.

– И как, по-твоему?

– Я не могу утверждать, но предполагаю, что на нашу психику чем-то воздействовали.

Профессор Вритрин делано рассмеялся:

– Я понял, на что ты намекаешь, но никакого воздействия не было. Просто стечение обстоятельств и ваша добрая воля. А что касается дискомфорта, который вы ощущали, то потомки яритов всегда, когда подходит ключевое время, испытывают нечто подобное. В определенное время ему подвержен даже я. Это заложено генетически. И это уже начало моего рассказа. Хотя нет, я лучше вернусь к нему позже, когда будет понятна предыстория. Итак, тебя интересует политика?

– Скорее, естествознание.

Профессор вопросительно поднял брови.

– Мой мир рухнул несколько часов назад, – пояснил я. – Многое, во что я верил, оказалось далеким от истины. Поэтому я хочу иметь новую модель мироздания, более соответствующую реальности. А также почерпнуть немного исторических сведений.

– Будь по-твоему. Вообще-то, ты и так знаешь столь много, что мне нечем расплачиваться. Для начала я хочу помочь тебе в главном. Сейчас, я понял, ты воюешь сам с собой, пытаясь цепляться за устоявшиеся схемы восприятия. Без этого тебе не уютно. Как ты выразился, миры рушатся. Это с тобой шутит разум. Постарайся проникнуться другой установкой. Разум – это не ты.

– Значит, личность – это чувства?

– Ты знаешь, что такое «личность»?

– Вроде бы. Объяснить затрудняюсь, но внутри понимаю.

– На самом деле это просто слово, которым принято называть нечто, что никто не может понять на самом деле. Нет, чувства – это не личность. А личность – это не ты. Видишь ли, в человеке столько всего намешано. Психологи разных школ дадут тебе бесчисленное множество толкований. Разложат тебя на Эго, Я, Суперэго, назовут то, что в тебе происходит, психикой, чувствами, импринтированными программами или предложат еще более эффектную заумь. Философы подойдут с другой стороны, религиозные учителя будут судить со своей колокольни. И, между прочим, все по-своему будут правы. Но никто не объяснит тебе, кто ты и что ты в этом мире делаешь.

– А вы можете?

– Увы, только отрицанием. Ты – это не твой разум, не твои чувства, и даже не твоя личность. Более того, ты – это не совсем и ты.

– Я только еще больше запутался. Мне бы попроще.

– Попробую. Скажи, вечером, когда ты, веселый и оптимистичный, засыпаешь с твердым намерением бросить курить и начать бегать трусцой, и утром, когда ты, мрачный и неуверенный в себе, закуриваешь и заливаешься кофе, в надежде, что после этого сподобишься хотя бы дойти до факультета, ты одна и та же личность?