Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Думаешь, он это искренне? Ну, я не знаю, конечно. Но что я могу поделать, если ты для меня не кися и не рыба, а Танечка, любимая, которую просто не с чем сравнить?

– Правда?

– Конечно.

Мы лежали на Таниной накидке под едва шевелящимися от ветерка ветвями ивы, слегка замерзшие, уставшие, но бесконечно счастливые. Она распласталась у меня на груди, я перебирал пальцами ее волосы.

– А ты правда убил того каннибала?

– Угу. Хотя нет, не убил, а только ошпарил. Но это у него отбило охоту похищать девушек.

– Слушай, странно, ты здесь такие вещи вытворяешь, прямо как супермен. А дома все из себя тихоню строишь.

– А ты – холодную циничную… ну ладно, опустим.

Таня почему-то избегала называть вещи по-здешнему. Земля была для нее – «дома», а Навь – «здесь». Хотя мне так даже больше нравилось.

Я пошарил под единственной уцелевшей повязкой на своем многострадальном теле. Борозды над виском снова стали кровоточить. Из-под ткани я извлек вещь, о которой, в общем-то, успел забыть.

– Держи. Это тебе от меня подарок.

Я надел ей на палец перстень, позаимствованный в саркофаге Индры, и получил взамен порцию благодарностей.

Естественно, я счел лучшим не распространяться, как он оказался в моем распоряжении.

– Сереж, а ты все это делал сегодня ради меня?

– А то ради кого же? Хотя и для себя тоже. Но о тебе я всегда помнил.

– Даже когда тебя свиноголовая девушка искушала?

Мне захотелось просочиться в почву. Нашел, козел, кому этот эпизод рассказывать! Никакого секрета нельзя доверить, друг называется.

– Она с нормальной головой была. Это ее хозяин был похож на Пятачка. Но ничего из их затеи не вышло. Те барышни тебе не конкурентки. Ты гораздо лучше. И как ты только могла подумать, что я на них повелся?

Энигма ехидно усмехнулась. Не поверила. Где там мой амулет? Я взял его в руку и едва не отбросил снова – такой он был горячий.

«Фу! – сказал он. – С твоей стороны крайне неосмотрительно было со мной так поступать. Мало ли что могло случиться, а меня рядом нет, подсказать, оберечь некому. В общем, считай, что я обиделся».

«На обиженных воду возят. – Я отложил его в сторону, чтобы не умничал. – Заклятие на мою голову.».

– А чем я тебе больше всего нравлюсь? – спросила Татьяна.

Неуемное женское желание нравиться! Даже если жить осталось с гулькин нос. Впрочем, возможно, эта перспектива женщин радует даже больше, чем гарантированная старость со всеми присущими ей изменениями в облике.

– Честно?

– А как же!

– Тем, что у тебя внешность красивой стервы, а внутри ты совсем не такая.

Молчание.

– Знаешь, это, наверное, лучший комплимент, который я слышала в своей жизни, – сказала Таня после раздумья.

Я решил ее слова не комментировать. Энигма есть Энигма. Впрочем, в дураках окажется тот, кто будет утверждать, что разгадал все женские загадки.

– Интересно, а почему мы дома так по-глупому себя ведем?

– Правда, хочешь послушать?

– Да.

– Обещаешь не обижаться?

– Честное слово, не буду.

И я затянул свой длинный нравоучительный монолог:

– Во-первых, меня донимают твои постоянные рассказы о том, как на тебя кто-то посмотрел и что он при этом сказал, с явными намеками на то, что я, мол, такая раскрасавица, у меня куча поклонников, так что сиди и не вякай, если чем недоволен. Мне для того, чтобы чувствовать, что я чего-то стою, не обязательно так самоутверждаться за счет другого человека. А уж будь уверена, мне тоже можно было бы немало тебе попортить нервы пересказами всяких эпизодов. Во-вторых, бесят твои взгляды на жизнь. На эти проклятые деньги, которых всегда нет. Раздражают твои подруги, которые суют свой нос туда, куда их не просят, по-черному завидуют тебе за глаза либо вслух жалеют, если тебе не везет, на самом деле испытывая удовольствие. Советы твоих родителей. Которые сами никогда не были счастливы, но хотят, чтобы их дети жили точно так же, как они. Чтобы все как у людей. Неужели ты и вправду этого хочешь? Жить и умереть, как все?

Я ждал ответа. Еще двое суток назад она нашла бы кучу возражений. Просто из противоречия. Но сейчас она молчала, как будто позабыв все свои веские доводы.

– А в-третьих? – не выдержала она.

– В-третьих. Иногда я рычу на тебя только потому, что мне кажется, будто я для тебя – пустое место, через которое ты переступишь и пойдешь дальше даже не оглянувшись.

Таня обвила мою шею своими воздушными руками и прошептала на ухо:

– Я больше не буду.

«Еще бы, – подумал я. – На выпендреж у тебя просто не осталось времени. Ни у кого из нас не осталось».

– А знаешь, что мне докучает в тебе? – спросила Таня.

– Говори.

Но узнать всю свою подлую подноготную в тот момент не вышло. Наше внимание привлекли песнопения существа, которого Господь обидел слухом, голосом и, видимо, умом. Это вопил Саня, вкладывая в голос всю недюжинную молодецкую мощь и смертную печаль:

– Ах, зачем я на свет появи-и-лся! Эх, зачем меня мать р-родила! – ревел Юдин.

– Сашке плохо, – озабоченно сказала Таня и, поднявшись, выдернула из-под меня свою одежду. – Пойдем, а то он там совсем один.

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пришлось одеваться и снова цеплять своего спутника, который решил, очевидно, со мной не разговаривать.

Мы застали Юдина восседающим на алтаре. Он болтал свешенными ногами и часто отхлебывал из жреческого бурдючка какое-то пойло. Но сильно пьян не был. В глазах его светилась тоска абсолютно трезвого человека, мучимого раздумьями об извечной трагичности человеческого бытия. И как я ни был на него зол, почувствовал к Сане невольное уважение: видно было, что он страдает совершенно искренне, как человек, который держал в руках полмира, но упустил удачу и остался без малейшей надежды на лучшее. Что бы там Саня от нас ни скрывал, чем бы ни был вызван его душевный гнет, горевал он вполне серьезно.

– А вот и новобрачные, – сказал Юдин тоном, в котором было больше констатации, чем иронии. – Как говорится, кто-то рождается, кто-то умирает, а жизнь продолжается.

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что Саня имеет в виду. Мы бросились к тлеющим угольям костра, у которого покоилось тело престарелого Ибаза.

– И зачем так спешить-то? – вздохнул Саня нам вдогон.

Действительно, спешить было уже не к кому. Предок умер, скорее всего, от потери крови и физической дряхлости. Странная нелепая смерть. Человек ожидал этой ночи большую часть своей долгой и пустой жизни, однако его надеждам так и не суждено было сбыться. Но на губах его застыла умиротворенная усмешка. Он выполнил обещание: умер спокойно, и причина этого лежала почему-то в талисмане, который он узрел у меня на шее. Видимо, он надеялся, что его предсмертное заклинание подействует. Я прикрыл ему веки и отвернулся. Господи ты боже мой, из-за меня убили человека, а я веду себя так, как будто. Будто что? До чего же я запутался в своих чувствах! Нельзя даже утверждать, что в своих. Мне стало казаться, что тот Некто, который сегодня беседовал со мной в облике профессора, был прав: я – это не одна личность, а что-то полиморфное, множественное, неуловимое и неопределимое. Сразу вспомнился отрывок из Евангелия об одержимом бесами, которые впоследствии утопли в каком-то водоеме, поселившись в телах свиней. Аналогия меня напугала. Нет, я нормальный, просто попал в ненормальные условия, в которых из меня лезет все, что раньше скрывалось под спудом. Но деда мои самокопания не вернут. Впрочем, скоро мы его догоним, если, конечно, нам не удастся как-то выкрутиться.