Константин Филиппов - Сноходец [СИ]

Рукоять, гарда, изогнутое лезвие — все было целиком и полностью выточено из кости. Да и выточено ли? Слишком уж идеально оно выглядело. Проверив его перед полубожественным тотемом, глава отдала этот клинок мне. Мне было странно и непонятно, зачем? Я же вроде как считался торговцем, а не воителем, но никаких объяснений такого решения не последовало.

Закинув в себя последнюю ложку супа, я встал из-за стола, и тут меня окликнула Рии:

— Марк, постой, мы с сестрой хотим поговорить с тобой.

Поговорить они хотят, ну-ну. Исса из меня сегодня чуть душу не вытрясла, в прямом смысле, крепко ухватившись за мою одежду.

— Марк, — начала сестра, когда мы остались втроем, — мама, верила в тебя, верила, что ты прославишь свое имя и многого добьешься, и поэтому она хотела подарить тебе вот этот дневник.

Смахнув выступившую слезинку, сестра протянула мне толстую книгу с пустыми страницами.

— Она верила тебя, не разочаруй ее!

— Ладно, — я взял дневник в руки и полистал пустые страницы.

С другой стороны, почему бы и нет, вот только того, кто захочет прочесть мой дневник, ждет большое разочарование. Писать я его буду на другом языке. Нечестно и несправедливо? Угу. Но я оставлю подсказку для будущих потомков. Переведу четыре буквы своего имени. Смогут расшифровать текст — молодцы, не смогут, значит, бездари, которых нельзя подпускать к моим тайнам и секретам.

Все разошлись, а я забросил пустой дневник себе в комнату и пошел на улицу. Сна не было ни в одном глазу. Я долго сидел на крыльце и думал о чем-то своем. Мысли текли лениво, размеренно, и в голову лезли какие-то глупости. Потом на улицу вышла Рыша с горячим чаем, потом Рии. Сидели, молчали, а потом все вместе ушли в дом.

— Стой! — остановила зверя девушка с окровавленным лицом.

Хрипя и выпуская клочья пены из пасти, ездовой зверь выполнил приказ хозяйки, а та, спрыгнув, вытерла снегом лицо.

— Какие коварные, — прошипела она, стирая кровь с лица, — но меня так просто не возьмешь. Меня и брата, братик, ты ведь тоже успел выбраться? — она вскинула голову и посмотрела назад.

Выражение ее лица начало меняться, и быстро сунув руку за пазуху, она достала почерневший коготь.

— Старший брат?

Крепко сжав коготь, она посмотрела назад, и ее единственный глаз засветился лютой ненавистью.

«Как же ты не смог уйти? Ты же был сильнее меня. Или, может быть, тебе не дали уйти?» — десятки мыслей забились в ее голове, и после недолгого раздумья она приняла решение.

— Я найду твоего убийцу и заберу его жизнь, — торжественно пообещала она и резанула ладонь почерневшим когтем. — Да будет мне свидетелем истинный владыка. Но не сейчас. Тебе придется немного подождать, старший брат.

Сглотнув, она опустилась коленями на снег. Ее лицо корчилось, тело трясло, и если бы здесь находился сторонний наблюдатель, он мог бы подумать, что под кожей девушки передвигается клубок змей. Поднявшись через какое-то время, она кинула назад полный ненависти взгляд, запрыгнула на зверя и пнула его пятками. Ее торопливость привела к катастрофе, и было неизвестно, как эту новость воспримут в убежище. Но все равно ей нужно было добраться туда, пока не растаял снег и его обитатели не разбрелись по Вольным Землям.

Тризна началась в обед. Все родичи и гостившие у нас люди собрались посмотреть, как холодное тело Линн занесли и положили поверх высокой кучи толстых веток и бревен. Несколькими факелами подожгли кучу со всех сторон, и огонь, сначала нехотя, а потом все сильнее и охотнее, начал разгораться. Это была вторая тризна, на которой я присутствовал. Как и в прошлый раз, я стоял возле огня, не отводя от него взгляда. Мне хотелось увидеть ее лицо и фигуру в последний раз. До рези в глазах я всматривался в огонь, но она не показалась мне. Лишь когда все стало пеплом, я опустил голову.

Жизнь полна не только радости и веселья. В ней случаются и скорбные моменты. Набрав пепла в тряпицу, я нашел Рии.

— Сделай мне мешочек, я буду носить его там.

— Так никто не делает, — ответила она мне.

— Сделай, — я настоял на своем, и та, поджав губы, неохотно кивнула.

— Ты стал такой странный, — сказала она, спустя какое-то время вручив мне пухлый мешочек.

— Ты не понимаешь, — вздохнув, ответил я ей. — Я вот уже и не помню, что было несколько месяцев назад. Какой это был день, какая была погода. Что я делал. Понимаешь? С течением времени многое забывается. Я не хочу забывать сегодняшний день. Я хочу помнить эту боль, это чувство потери.

— Зачем? — вытаращила она на меня глаза.

— Чтобы ценить то, что имею, — ответил я ей, но это была лишь часть правды. Вторая часть должна была остаться внутри меня, да и незачем ей это слышать. Хотя официально я вышел из детства, но и взрослым еще не считался, поэтому за мной присматривали. Не демонстративно, не навязчиво, но присматривали. Слушали, что я говорю. Оценивали поступки. Так что, пусть пока это остается при мне. Так будет лучше для всех.

Морозы начали спадать, и до волны зверей оставались считанные дни. Стоит только снегу начать таять, как они тоже начнут выбираться из своих нор. Голодные и злые. Родичи старательно готовились к этому событию, полудикое племя им помогало. Они решили помочь нам отразить атаку зверей, а после этого разбить лагерь где-то неподалеку от нас. Мне уже показали, в какую сторону надо идти, чтобы их найти, если что. Соседи с реки, они будут зрителями. Их глава сразу же сказал, что среди них нет воителей, только мирные профессии, и намекнул, что он не для того привел сюда своих людей, чтобы те сражались.

Рыша и ее молчаливый брат будут биться на нашей стороне. Когда я спросил, примет ли она участие в предстоящей заварушке, так у нее даже глаза от волнения заискрились. Дикая кошка. Сильная и независимая. Даже не представляю, какой надо иметь характер чтобы объездить ее и приручить. Когда были теплые денечки, она носила минимум одежды, демонстрируя свое тело, и если некоторым девушкам не нравилось, когда на них пялятся, так эта чуть ли не урчала, замечая на себе оценивающие взгляды. Точно, было в ней что-то от зверя. Брат ее был молчаливым, вылитый отшельник. Есть у него шалаш и плодовый куст рядом, тогда все замечательно, жизнь удалась, а вот его сестра была совершенно другая, яркая и горячая дикарка.

Много мыслей у меня вызвал отданный главой меч бродяги. Острый, отполированный до блеска клинок. Он был тяжеловат для моей руки и немного неудобен. Если нож лежал как родной, то меч ощущался чужаком, и чувства от взгляда на него возникали противоречивые. Тем не менее я не забросил его под кровать пылиться. Держа в руках, я рассматривал его и даже пробовал помахать, но с моей силушкой это выглядело смешно. Вот и сегодня вечером, выйдя на улицу и сев, прислонившись к стене дома, я смотрел на него, не понимая, из какой кости его выточили и, главное, как смогли заточить до такой остроты, что он практически не тупился.