Иван Оченков - Мекленбургская принцесса [СИ]

— Но кто?

— Мой отец. Курт Рашке.

— Господи, час от часу не легче! Но за что?

— Долгая история, моя девочка. Когда твой отец появился в нашем городке, он был ещё очень юн, но так красив, что мало кто мог устоять перед ним. Мы с моей сестрой – Авророй, не смогли. И так уж случилось, что у неё стал расти живот.

"И почему я не удивлена", — хмыкнула про себя Шурка.

— Когда это вышло наружу, мой брат попытался убить твоего отца.

— И что же случилось?

— Это был честный поединок, — вздохнула Марта.

— Какой кошмар!

— Да уж. И тогда мой отец подкупил лжесвидетелей, чтобы они обвинили юного принца в колдовстве…

— Погоди-ка, я, кажется, слышала эту историю, — начала припоминать Шурка. — Это ведь случилось в Кляйненштадте?

— Конечно, слышала, — вздохнула мать. — Об этом сплетничали все служанки твоей благородной бабушки. Так что нет ничего удивительного, что слухи дошли и до тебя, моя девочка.

— Но как же он смог спастись… погоди, это же ты его спасла, ведь так?

— Да.

— Ты так его любила?

— Больше жизни!

— А теперь?

— Теперь… не знаю. Но мне очень неприятно, когда ты говоришь о моём возможном замужестве!

— Я больше не буду!

— Очень на это надеюсь. А теперь иди к господину фон Гершову, и попроси у него прощения.

Шурка вздохнула и направилась к тому месту, где сидел померанец. Он с хмурым видом поглядывал на воду, видимо прикидывая, когда лодка прибудет в очередной раз, но та ещё была очень далеко. Девочка тихо подошла к офицеру и присела рядом с ним на песок.

— Вы на меня сердитесь? — немного виновато спросила она.

— Нет, ваша светлость, — односложно ответил он, не повернув головы.

— Терпеть не могу, когда меня титулуют! — вздохнула Шурка. — Обычно ко мне так обращаются, когда собираются наказать.

— Вероятно, это случается довольно часто, — слабо улыбнулся тот.

— Язык мой – враг мой, — не стала отпираться принцесса.

— Вы что-то хотели?

— Да. Извиниться. Вы простите меня, господин фон Гершов?

— Я уже простил вас, ваша светлость.

— Ну вот, опять!

— Но, как мне называть вас?

— Друзья зовут меня Марией.

— Но вы принцесса…

— Я маленькая девочка, потому не будет никакой беды, если вы станете называть меня по имени.

— Хорошо… Мария.

— Вот и прекрасно, а как мне обращаться к вам? Так… господин фон Гершов, слишком длинно… Болеслав мне не нравится… давайте я буду звать вас Болеком?

Лицо померанца снова дрогнуло, и он поспешно отвернулся.

— Что случилось? — переполошилась Шурка. — Я опять сказала что-то обидное?

— Нет… просто, так меня называла только матушка и… ваш отец.

— Герцог Мекленбургский называл вас Болеком?

— Ну да, а моего брата Лёликом. Это почему-то его забавляло.

— Странно… но если вас это обижает…

— Нет, отчего же. Если вам нравится, то можете. Только не на людях.

— Хорошо, ведь вы тоже не будете звать меня по имени при всех?

— Разумеется.

— Ну вот и замечательно! — поднялась Шурка и довольно улыбнулась. — Теперь мы друзья?

— Как вам будет угодно… Мария.

— Да, совсем забыла, — замялась девочка, прежде чем уйти, и лукаво улыбнулась. — Моя матушка рассердится, если узнает, что я это сказала, но… она не только очень красивая, но к тому же добрая и умная. А ещё у неё никогда не болит голова!

— Я вполне разделяю ваше мнение о фройляйн Марте, — удивлённо вытаращил глаза померанец, — но, боюсь, что не слишком понимаю, о чём вы!

— Это потому, что вы ещё не женаты, — снисходительно заметила принцесса и с довольным видом отправилась назад.

Берлин был в те времена далеко не самой блестящей столицей в Германии, а потому в нём не часто собиралось такое представительное общество, как осенью 1618 года. Главным гостем был, несомненно, молодой шведский король Густав II Адольф, прибывший в Бранденбург инкогнито и, к своему удивлению, заставший там свою сестру Мекленбургскую герцогиню Катарину, приехавшую накануне вместе с детьми. Он, разумеется, рад был встрече, тем более что они с самого детства были очень близки. Но всё же визит её оказался полной неожиданностью. Король прибыл по весьма личному, можно даже сказать интимному поводу. Дело в том, что он, наконец, осознал необходимость жениться. Не то, чтобы Густав Адольф не понимал этого раньше, но будучи без памяти влюблён в свою давнюю фаворитку Эббу Браге, он не хотел слышать ни о ком другом. Увы, ни риксдаг, ни королева-мать, не одобряли подобного мезальянса, и его величеству, несмотря на все усилия, не удалось сломить их сопротивления.

Первой это поняла Эбба и неожиданно для всех ответила согласием на предложение руки и сердца со стороны Якоба Делагарди. Правда, злые языки поговаривали, что любимец короля специально женился на его любовнице, чтобы прикрыть грех своего сюзерена, но правды в этом было мало. Густав Адольф действительно любил Эббу и хорошо относился к Якобу, но их брак стал для него полной неожиданностью, чтобы не сказать – ударом. Однако, поразмыслив хорошенько, шведский монарх решил, что всё что ни делается – всё к лучшему и принялся подыскивать себе невесту.

Вот в чём в Свящённой Римской империи германской нации не было недостатка, так это в юных принцессах, отцы которых страстно мечтали поскорее выдать их замуж. Но, поскольку, шведский король позиционировал себя как одного из лидеров протестантского мира, девушки-католички отпадали. Впрочем, среди последователей Лютера потенциальных невест тоже хватало, так что оставалось лишь выбрать. В общем, выбор Густава Адольфа пал на Бранденбургский дом, где у курфюрста Иоганна Сигизмунда были две дочери подходящего возраста, и уже подрастала третья.

Причин тому было несколько. Во-первых, бранденбургские Гогенцоллерны были знатным, богатым и влиятельным родом, а после фактически состоявшегося объединения с Пруссией их могущество должно было только возрасти.

Во-вторых, кузен шведского короля – Владислав Ваза, принадлежавший к католической ветви их семьи, тоже присматривался к дочерям курфюрста. Допустить союз между Речью Посполитой и Бранденбургом было совсем нежелательно, а вот щёлкнуть по носу враждебно настроенного родственника, опередив его – напротив – весьма заманчиво.

Наконец, в-третьих, все три девушки слыли красавицами! Конечно, в таких делах, как брак сильных мира сего, третий пункт вовсе не является решающим, но молодому королю всё же не хотелось связать свою жизнь со старухой или уродиной.

Благородные родители принцесс – Иоганн Сигизмунд и его супруга Анна – оказались в непростой ситуации. С одной стороны, шведский король – это вовсе не та польская пародия на монархию, которую и называть королевством стыдно, ибо должность короля там выборная, и он невероятно ограничен в своих возможностях польским шляхетством.