Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон. Выбор алианы

– Фьярра, зачем ты пыталась покинуть замок и как тебя отпустила монахиня?

– Она спала, – несмело кашлянула я.

– Сестры из гадаррского монастыря почти все ночи проводят в молитвах, а если и засыпают, то спят очень чутко. Ты ей уснуть помогла?

Леан шумно сглотнул, и я поспешила снова взять вину на себя.

– Мне пришлось ее усыпить.

Ох, как же не люблю, когда он так щурится: угрожающе, недобро. Стоит тут весь такой из себя холодный и отстраненный, а я снова что нашкодивший котенок и малолетняя школьница в одном флаконе.

– Куда ты направлялась?

– К одному магу. – Мысленно пожелала себе удачи и продолжила: – Я надеялась отвязать от себя Снежка и привязать его к другому человеку. Надеялась сделать это до финала отбора, потому что…

– Потому что боялась, что потом уже может быть поздно, – с усмешкой закончил за меня Скальде.

Не с язвительной, не с мрачной. От нее, от тальдена в целом, веяло какой-то горечью. Безысходностью.

И пронизывающей тоской.

– Завещание уже составила?

Ан нет, не можем мы долго без иронии.

– Завтра ночью собиралась слетать к нотариусу.

Тальден опустился обратно в кресло, погладил Снежка. Наградой дракону за скупую ласку были раздраженное фырканье и крупинки снега. Слетев с кончика хвоста кьерда, они впитались в ветхие страницы манускрипта.

– Кому собиралась его отдать?

– Я не могу сказать.

Пусть хоть режут, но Ариэллу не выдам. Кто его знает этого Ледяного, что ему взбредет в голову. Вдруг решит исключить подругу за сговор со мной.

– Кому-то из сестер передарить решила? – не дожидаясь, пока отвечу, принялся размышлять Герхильд. – Но их сейчас здесь нет. А чтобы кьерд принял нового хозяина, нужна кровь. Своей служанке? Но она слишком труслива для такой ответственности. Не знала бы, что с ним делать. Да и князь не позволил бы Мабли держать такого зверя. Значит, кому-то из подруг… Кому? Гленде или Ариэлле? – быстро раскусил меня его проницательность и вперился острым взглядом.

Таким, как охотничьим ножом, освежевать можно запросто.

– Я не могу сказать, – повторила упрямо.

– Думаю, что Ариэлле. – Тальден откинулся на спинку кресла, сплел перед собой пальцы. – Вы стали очень близки в последнее время.

Уголки драконьих губ дрогнули в задумчивой улыбке. Губ, которые всего несколько дней назад, а кажется, что уже в прошлой жизни, жарко целовали мои. Меняя мир вокруг, стирая окружающую действительность. Оставляя только одно желание: быть еще ближе; чувствовать острее его, своего мужчину. Каждой клеткой, нервом, каждым сантиметром тела. Делить на двоих каждый вздох и пьянеть от каждого прикосновения. Молить хоть бога, хоть черта – кого угодно! – чтобы мгновения эти стали вечностью. И продолжать сходить с ума, отвечая на жадные, опаляющие тело и разум поцелуи. Возноситься к таким вершинам, упав с которых…

Невозможно будет не разбиться.

В последние дни я находилась в состоянии падения и каждую секунду подсознательно ждала болезненного приземления.

– Почему ты решила, что выберу тебя, а не эсселин Талврин? Если ари все же станет она и погибнет, умрет и твой любимый кьерд.

– Ваше великолепие, в прошлый раз вы предупредили княжну Сольвер, что…

– Да замолчи ты наконец! – рыкнул на мага Скальде.

Едва уловимое потрескивание, хлынувшее к нам со всех сторон – стены затягивало льдом. Пугливо дрогнуло в камине пламя, готовое в любой момент погаснуть. Повеяло холодом. От заиндевевшей кладки, от мужчины, от которого одновременно хотелось держаться подальше и оказаться с ним рядом.

Но первое у нас со Скальде, несомненно, получалось лучше: оставаться друг от друга на расстоянии.

– Фьярра, ответь.

Не приказ, просьба, произнесенная после того, как на пол посыпались ледяные осколки.

– Что ваше великолепие хочет услышать? Почему не вижу рядом с вами другую алиану?

Потому что рядом с ним, несмотря на все доводы разума, я видела только себя. Сердцу уже давно было плевать на разум.

Почти озвучила свои мысли, почти нашла в себе силы признаться, но Скальде опередил меня:

– Ариэлла искренна в своих словах и поступках и как никто другой заслуживает короны императрицы.

Вот кто всегда руководствовался холодным рассудком. Герхильд научился сдерживать не только древнюю родовую силу, хоть она порой, вот как сейчас, прорывалась наружу. Он легко, играючи, облекал в лед чувства. И если что-то и испытывал ко мне, то это что-то теперь было не рассмотреть под толщей льда.

– Ну тогда на ней и женись.

Внутри горчило: от того, что говорила, и от того, что слышала.

– Боишься за кьерда? – неожиданно перескочил он с моей подруги на моего питомца и снова не дал ответить, сам все решив за меня: – Конечно, боишься. И за себя тоже.

Странный разговор. Лучше бы накричал, честное слово! Проявил хоть какую-то эмоцию. Показал, что я хоть что-то в нем вызываю. Пусть даже злость и недоверие, которое стало неизменной частью наших отношений.

Казалось, тальдену больше не нужны были мои ответы, не нужны признания и объяснения. Скальде неплохо отвечал за меня, выстраивая удобную для себя версию. Как будто возводил между нами стену, выкладывая один на другой кирпичики-слова, что отгораживали его от меня.

Гнетущее молчание, на протяжении которого в сознании тревожно метались мысли, словно посаженные в клетку птицы, все – с подбитыми крыльями – нарушил ничего не выражающий голос:

– Я говорил вам раньше, эсселин Сольвер, и повторюсь снова: мне не нужна жертва. Мне нужна ари, а империи – достойная правительница. Можете быть спокойны, Фьярра. С вами и вашим кьердом ничего не случится. Вы ослушались меня. Снова. А я всегда держу свое слово.

В комнате было тепло, а чувство такое, будто перенеслась на Северный полюс. Мороз вгрызался в кожу, пробираясь под нижнюю сорочку. Точно так же, как страх вгрызался в сердце.

Я попятилась от тальдена, от того, что должно было за этим последовать. От того, что так боялась услышать. Боялась наконец приземлиться и погибнуть.

Разбившись.

– Завтра утром вас будет ждать карета. Эсселин Сольвер, вы больше не моя невеста.

Дальнейшие события сохранились в памяти рваными клочьями воспоминаний. Перед глазами проплывали смазанные картины: вот стража конвоирует меня обратно в спальню; вот я что-то говорю Леану, но даже не слышу собственного голоса. Ничего не понимаю… Снежок вьется рядом, мяукает, не переставая. Трется о ноги, не жалея моей бархатной юбки. Звуки, что он производит, больше похожи на плач. Или это я плачу… Сижу, сжавшись в комок на кровати, и никак не могу заставить себя остановиться. Как будто где-то глубоко внутри прорвало плотину, и мне больше не сдержать эти соленые потоки.