Владимир Свержин - Крона огня

Вот перед глазами Шарля замаячила скрытая густой листвой хижина — приют ушедшего от мира богомольца. Небольшая калитка в каменной изгороди, обычно закрытая и подпертая камнем, была распахнута. Молодой воин напрягся, ожидая подвоха, спешился, обнажил меч и изготовился к бою. Но пустое! «Отшельник» встретил сына на пороге. Кожаная рубаха, усеянная начищенными до солнечного блеска медными пластинами, обтягивала мощный торс Пипина. Широкий пояс из буйволовой шкуры перепоясывал крепкий, будто доска, живот. На боку, совсем уж несовместимая с заповедями Святого Писания, висела прекрасная спата, с которой еще совсем недавно он направлялся отражать абарское нашествие.

— У меня отличные вести! — Шарль из Люджа бросился к отцу, распахивая объятия. — Ты не поверишь!

— Поверю. Ты похитил свою тетку, она, не заставляя себя долго упрашивать, подписала дарственную на все земли геристальского дома? Проклятый нурсийский выскочка сломал себе шею?

— Нет, увы, эта затея не удалась. Рейнар Лис неведомым мне образом сумел разгадать замысел и заманил меня самого в ловушку.

Лицо Пипина заметно помрачнело.

— Ты смог пробиться и уйти?

— Нет, он сам отпустил меня.

— Он что ж, затеял против Дагоберта заговор и желает моей поддержки? Если да, то над этим стоит подумать, он весьма ловкий пройдоха.

— Нет, он предлагает тебе прощение и возвращение привилегий.

— Вот как? — Пипин вытянул из ножен меч. — У меня в руках оружие, я жив, здоров и полон сил, а он предлагает мне свою милость? Ну нет, этому не бывать! За все, чего я достигну, я стану благодарить лишь эту холодную сталь. — Он тряхнул оружием. — Мне не нужно его прощение. Он хочет, чтобы я собственными руками накинул петлю на шею и пришел к его ногам побитой собакой. Не бывать этому!

— Но он не хочет этого, отец. Памятуя твои военные дарования и веря, что заговор во многом был измышлен чужаками, он готов дать тебе немалый отряд, чтоб ты выступил с ним против нового врага, пришедшего из-под гор. Ты вполне можешь вернуть себе пост майордома, власть, могущество, богатство. Ты будешь вспоминать эту лачугу как страшный сон…

— Этот страшный сон имел пробуждение легкое и приятное. Что бы ни обещал хитроумный нурсиец, мне это ни к чему! Я не приму из его рук даже чашу с водой в час самого изнурительного зноя!

— Но отец, — смутился Шарль из Люджа, — ведь это возвращение в Париж, власть и… меня признают твоим законным наследником.

— Я тебя признаю законным наследником. — Пипин взмахнул мечом, точно отсекая невидимую голову. — Это главное. Пройдет еще немного времени, и все эти кесари, первосвященники, вожди диких орд — все придут и склонятся передо мной. Запомни этот день, мой мальчик, этот великий день начала похода!

— Куда? — насторожился Шарль из Люджа.

— Неважно. Скоро увидишь все своими глазами. И запомни, сынок. — Лицо Пипина сияло гордым величием, таким гордым, что, окажись посреди леса римский ваятель, непременно бы пожелал использовать столь богатую натуру для изображения кого-либо из сбрендивших императоров, вроде Калигулы или Нерона. — Запомни, — продолжил он, — у нас нет врагов под горой. Там есть лишь твари, которые по божьему велению придут в этот мир, чтобы дать нам власть, могущество и все, что мы пожелаем.

Создатель всего, отец первопричин явился ко мне и открыл путь ясный и прямой, словно клинок этого меча. Ты пойдешь со мной, Шарль, я сделаю тебя властителем этой земли! И не по чьей-то людской воле, уж тем паче не из милостей ловкого чужестранца, смеющего поднимать голос на того, кто избран небом. Нет! Ты станешь властителем всемогущим и великим! И все народы склонятся перед тобой! И будут спорить за право первыми выполнить твою волю.

— О чем ты, отец? — встревоженно спросил Шарль, опасаясь, что уединение дурно сказалось на душевном здоровье изгнанника.

— Пойдем. — Беглый майордом положил на плечо сына тяжелую руку. — Ты сам все увидишь.

Едва рассвело, месье Рейнар велел седлать лошадей.

— Как, вы оставляете меня здесь одну?! — переполошилась Брунгильда. — Но я же помогла вам…

— Стоп, стоп, стоп, подруга боевая, не выходи из берегов, — перебил ее Лис. — Выигранное сражение — еще не победа в войне. Мы не оставляем тебя одну, и уж тем более не бросаем на произвол судьбы. Даже не надейся. У тебя имеется четкое и однозначное задание: собрать здесь все, что может сражаться, организовать при необходимости оборону замка и ждать дальнейших распоряжений. Можешь не сомневаться, они воспоследуют в ближайшее время. Оставляю тебе этих баронов с их отрядами в качестве почина. Ты уже не просто чья-то там сестра, а сестра-хозяйка укрепрайона. У Дагоберта я все подпишу. Так что, если вдруг кто будет сомневаться, рожи корчить, пальцы гнуть, можешь спокойно вешать на воротах за эти самые пальцы. В стране военное положение, хоть она еще того не знает и спит относительно спокойно. Но всякая попытка свалить в туман и откосить от государева призыва немедленно приравнивается к измене. Так что у тебя здесь права и обязанности генерал-губернатора.

— Кого? — переспросила сестра опального майордома.

— Не важно. Будут скалиться — на ворота.

— А Бастиан? Может, хоть он останется здесь?

— Я понимаю, шо ты к нему привязалась, как к родному. Но ты пойми, мне он для дела нужен. А потом, как освободится, приедет к тебе, будете песни петь и пляски плясать, сколько вздумается.

Брунгильда пригорюнилась: эта потеря изрядно перевешивала гордость от высокого назначения. Однако Рейнар-нурсиец был непреклонен, короткое прощание, и он на пару с менестрелем выехал за ворота. Вскоре с главной башни Форантайна нельзя было разглядеть и пыли, взметавшейся из-под копыт их коней.

— Как по-вашему, мы не слишком рискуем, отправляясь в Париж без сопровождения?

— Опасаешься, что кто-нибудь тут начнет метать ножи? — не преминул съязвить Лис.

— Это вряд ли. Но все же наши жизни для франкских земель, а может быть, и для всего этого мира сейчас воистину драгоценны, а мы попусту рискуем. Сами посудите, месье Рейнар, стоит какому-нибудь захудалому разбойнику устроить засаду, и последствия настанут воистину фатальные. Простите, я привык тщательно просчитывать варианты. Не то чтобы особо боялся за свою жизнь, но, признаюсь, как-то свыкся с этой головой на плечах. Жалко было бы с ней расстаться. Однако сейчас на кон поставлено куда больше, чем наши жизни.

— Это верно. Поэтому следует поспешить.

— Но все же, — настаивал Бастиан, — вот сейчас вы отпустили Шарля с тем, чтобы он убедил отца перед лицом общей угрозы перейти на нашу сторону.

— Было дело.