Игорь Сорокин - Флагман флотилии. Выжить вопреки (litres)

Через руки корабельного военврача и его слуховую трубку прошли все, кто служил на корабле или приходит на выход. Экипаж и прикомандированные на выходах – живые люди. С их хроническими недомоганиями и залетами холостяков на берегу. Этот человек знает обо всех не только то, что у них снаружи, но и то, что у них внутри. Как только я появился на борту, да еще с диагнозом выздоравливающего, еще не попав в свою каюту, оказался в докторской. Живет он в каюте рядом с механиком, внутри которой, как и у его формы одежды, стойкий запах лекарств, йода и прочего. Того, чем пахнут почти все доктора на работе, а этот субъект еще в каюте и живет. В общем, амбре от него еще то – чисто медицинское. И это на корабле, где грязная и неряшливая личность – словно пугало на огороде.

Поднимаюсь на мостик.

– Командир на мостике, – звонкий голос сигнальщика объявляет о моем появлении за спиной сидящих на банкетках. Военкомы поднимаются и выжидающе смотрят на меня.

– Ниткин, организуй мне банкетку, и пусть боцмана позовут, боцману, пожалуй, тоже банкетка не помешает.

Сейчас краснофлотцы служат не символически и не под палкой как после войны. Традиции не уголовного пошива, все вокруг добровольцы и истинные ревнители флотских традиций. Ну не буду же я, на виду у всех, тащить себе банкетку, даже несколько метров. Это неуважение не только к себе, но и к экипажу, которым управляешь. Ты сегодня понес банкетку, завтра швартов подал, так как краснофлотцу бежать надо, а ты рядышком, послезавтра пожарный рукав в руках держишь, а еще через неделю фекальную систему чистишь. А экипаж на что? Кому нужен такой командир, который вместо того, чтобы все на корабле вертелось, как в часовом механизме, с его малейшим участием и даже без него, делает чужую работу? Для этого экипаж и отрабатывается, учения проводятся и все приучаются к соблюдению флотских традиций. Они часто кровью написаны. Точно так же надо относиться и к микрокопиям экипажа корабля – его боевым частям.

Присаживаюсь, присаживаются и корабельные «деды».

– Иван Александрович, скажи. И к чему такая спешка? Механик говорит, что ты своими руками весь корабль перестраиваешь. Ишь, к чему додумался зенитки на башню поставить, – первым начал доктор.

– Александрович, вот смотрю я и не пойму, вроде ты все складно говоришь, а работы-то куча. Одно только усиление моторного отделения для твоих двух пушек. Где я тебе найду столько листового металла, и играть крыша все равно будет? – поддерживает беседу механик.

«Правильно, но ты не усиливай листом, а закажи силовые дуги, чтобы они в местах пересечений на себе тумбы пушечные держали, а основаниями в палубу, а не в крышу упирались. Словно рама зенитных орудий с домкратами».

– Доктор, могу сказать так. Малокалиберные пушки на башни главного калибра еще на броненосцах начали ставить, для защиты от миноносцев. То, что мы будем ставить, это, считай, большие пулеметы.

– В честь чего это вдруг надо укладывать раненых на палубе, а не в госпиталь отправлять. Мы тут вдвоем подумали и решили задать вопрос. У нас что, война намечается? – Вот уже и вопросы прямые появились. Но отвечать «да» нельзя ни в коем случае.

– Понимаешь, Павел Данилович. Вот шли мы сюда этим летом, и зачем шли? Помните же оба. В неизвестность. Могли и на войну идти. Финская на севере только прошла, поляки с немцами сошлись… – делаю паузу и потом выдаю: – А румыны взяли и все нам отдали, просто так, за все хорошее? Что скажете? Впереди новая навигация, потеплеет и что?

– Да кто же просто так свое отдаст. Затаились, время выжидают и силы копят, – изрек механик.

– Товарищ капитан-лейтенант, боцман монитора «Ударный» по вашему…

Обрываю боцмана на полуслове:

– Да садись рядом, будем разом вопросы решать.

Боцман присаживается.

– Получается, на следующий год что-то может и быть, – продолжает тему доктор.

– Данилыч, я, как только осознал, что у нас каждый год что-то да происходит, как прочитал, как итальянцы и немцы англичан топят, так в голове у меня и щелкнуло. Нам разведчики сказали, что у румын новые самолеты от поляков и немцев появились, – начинаю потихоньку привирать. – Вот и подумалось мне, что король румынский в этом году отступил, но свое постарается отобрать назад наверняка. Кто же свое просто так отдаст – он же это своим считает. Поэтому, если в этом году капиталисты дали нам возможность отдохнуть, то в следующем могут и напасть. А если нападут, то явно воспользуются тем, что у поляков и немцев взяли, – новыми самолетами.

Ближе к нам подобрались уже сигнальщики сверху и механики снизу – все стараются услышать, о чем говорит четверка.

– Представил я, как они нас атакуют, и тут понял, что они всех поголовно как уток перебьют. Мы им ничего не успеем сделать. Полетел. Бомбу бросил. И улетел. А наши зенитчики им только вслед очереди пошлют. Одна бомба – бац, и полкорабля уже нет, вторая – и корабля уже нет! А ведь немцы английскую баржу с одной бомбы потопили. Вот и решил я срочно нашего «Ударника» зубками и оснастить. А то нападут, а до них и не достанешь.

– Да. Вот так дела… – задумчиво почесал голову боцман Тимофеич.

– Ага, вот как раз и тебе работа есть. Актан Тимофеич, скажи, будь ты королем румынским, ты бы, отдавая нам Измаил, шпионов своих тут бы оставил?

– Конечно. Да тут еще тьма тьмущая врагов народа. Тут теперь кулаков и капиталистов куча. Вон сколько магазинов и кузниц, раньше их было, а теперь все народное. Вот их жадность-то наверняка и давит.

– Правильно. Поэтому все, что наши артиллеристы и механики делают и сделают, надо закрывать. Брезентовыми шторами.

– Вы что, товарищ командир, разве не знаете, что брезент – страшный дефицит, где же я его столько найду. Это же целый корабль накрыть надо.

– Все да не все, а частично. Однако ты прав, столько брезента на период установки и сборки вооружения не надо. Вот когда установим, то обязательно. Так чем же все же проводимые работы пока маскировать? Со стороны берега действительно – все видно. Нам надо много дешевой ткани.

– А мешковина для щитов не подойдет? – продемонстрировал находчивость механик. Ведь это идея. Мешковина из джутовой ткани на складах, наверное, километрами лежит. Быстро рвется, правда. Используют ее как ткань для натягивания на рамы щитов, имитирующих артиллерийские цели.

– Правильно, товарищ механик. Боцман, все, что есть на складах из мешковины и брезента, забирай. И еще новые рукава для пожарных шлангов собираем, где можем.

– К нам гость… – сказал механик.

Послышался звук счетверенного звонка. Ого, к нам особист пожаловал.

Нет в плавсоставе человека, который бы не общался с особистом. Нравится тебе или не нравится, эти одинокие морские рыцари негласно – всегда рядом. Их жизнь – жизнь в одиночестве вакуума вокруг них. Они приходят, решают свои вопросы и уходят. Куда, скажете, а куда хотят – доступ имеют кругом, куда имеют допуск. Есть такие места на корабле, куда особисты если заходят, то только в сопровождении заведующего и с ведома командира корабля. Общаются, с кем им надо, делают, что хотят, и уходят. Иногда они даже могут помочь. Потому как внимание особиста может очень дорого стоить.