Владимир Поселягин - Егерь

Когда Толик вернулся, то подошёл ко мне, и на ухо прошептал:

– Похоже, готовятся к штурму.

– Какой ещё штурм? – удивился я. – С такими заложниками, как у нас, можно луну с неба выторговать.

– Факт, я согласен с Хафизом, штурм будет.

– Вот оно как, – задумчиво протянул я. – Сколько у нас примерно времени?

– Не думаю, что больше часа… Может, это Игрок?

– Нет, мы его с гарантией уделали, вон Мбанга остатки доедает. Скорее всего, тут кто-то решил проявить личную инициативу и выскочить на этом деле, как на трамплине, в верха. Да, думаю так и есть. Этого я не учёл.

– Это плохо?

– Ум? – вырываясь из раздумий, посмотрел я на брата. – Что?

– Я говорю, это нам как-то помешает?

– А ты знаешь, даже поможет. План, конечно, летит к чёрту, мы тут до ночи должны были продержаться, однако будет импровизировать. Значит, слушай меня…

Я начал объяснять Толику, что задумал, мы отошли в сторону, чтобы нас никто не слышал, при этом не особо обращали внимание на заложников, наёмники тут были, они и следили за ними, потому резкий и стремительный рывок сразу всех не столько ошеломил, сколько удивил. С тех мест, где сидели делегаты, ближайшие от наёмников, бросились на них, падая сбитые пулями, но патроны заканчивались, и наёмники не успевали перезаряжаться, когда их захлёстывала толпа заложников. Лишь те наемники, что стояли на балконах, стреляли непрерывно, мы с Толиком их поддерживали, до нас так никто добежать и не успел. Тот стрелок, что остался на потолке, также садил длинными очередями из автомата. В общем, мы не справлялись, шли те как безумные.

– Я же тебе говорил, нельзя крыс в угол загонять! – крикнул Толик, когда мы вывалились в коридор и закрыли двери.

Мбанга, успевший выскочить следом, подпёр их плечом, пока мы перезаряжались. Его автомат остался в зале, и кроме ножа на поясе и четырёх гранат при нём ничего не было. Причём он продолжал жевать, мясо Игрока ему, видно, понравилось, и в левой руке он держал обгрызенную кисть. В зале продолжали грохотать выстрелы, сплетавшиеся в очереди, слышались разрывы гранат, и всё это под вой раненых и крики умирающих. Мне даже послышалось «ур-ра-а-а!», когда заложники пошли в атаку. Хм, а ведь многие из них были фронтовиками, скурвившимися, правда, но всё же фронтовиками.

– Интересно, чего они так долго ждали, а не смели нас сразу? Любому малоопытному офицеру понятно, что шансы были, – спросил братишка, и когда Мбанга, с трудом удерживающий дверь, отскочил, стал садить длинными очередями по тем, кто пытался к нам прорваться, после чего срывал с пояса гранаты и бросал их в зал, как это делали мы с негром.

– Валим, – на ходу перезаряжаясь, скомандовал я, бежавший рядом Мбанга не успел завернуть за угол и упал, сбитый пулями. Кто-то из заложников уже добрался до оружия и применил его.

Бросив гранату за угол, я повёл брата дальше, ведя беседу спокойным тоном, как будто мы прогуливаемся по парку:

– Да причина ожидания проста. Сначала надеялись, что и их имя прозвучит в списке. Потом договаривались, кто рванёт первым, а значит, и упадёт сражённый пулями. Наверняка авторитетом давили и на партийную совесть, подталкивая тех, кто сидел с краю, к самопожертвованию. Шёпот-то какой стоял в зале. Ну, а когда поняли, что всё, то и пошли в атаку.

Бросив за угол очередную пару гранат, мы вбежали в подвал, и, осмотревшись, Толик сказал:

– Всё, ловушка.

– Не только для нас, – показал я ему на рацию, после чего нажал на тангетку.

Мы ещё чувствовали содрогания здания, которое оседало всё в пыли, хороня под обломками более четырёх тысяч заложников и немногих террористов, но и до нас докатила волна, и своды подвала рухнули.

Через трое суток комиссия по расследованию вынесла вердикт, что здание рухнуло из-за некачественной постройки. Были арестованы главный инженер и часть строителей. Шесть человек позже было приговорено к высшей мере наказания. Ни в одной газете даже не мелькнуло, что погибли делегаты Съезда не в результате теракта, везде писалось, что это произошло в результате обрушения здания. Был объявлен недельный траур по погибшим в результате несчастного случая. Из обломков были извлечено сто семьдесят шесть раненых и покалеченных и четыре с половиной тысячи погибших делегатов на XXIV съезде КПСС. Также было найдено тридцать семь тел террористов, включая их командиров. Их тела, сильно изувеченные обломками, были извлечены из подвала. Как я уже говорил, официально был объявлен траур по погибшим, и начались поиски виновных, которые построили аварийное здание. Их имена и фамилии постоянно мелькали в газетах, и советский народ, так и не узнавший правду, клеймил этих людей и с благодарностью встретил известие, что приговоры приведены в исполнение. Тихо прошли чистки в партийных рядах, исчезали генералы и другие руководители. Многие слетали со своих мест, и на их посты садились ставленники выживших при обрушении здания. Советский Союз незаметно начал вставать на новую колею жизни, но как говорит Каневский, это совсем другая история .

Алёна зло смотрела на тройку рейдеров, что хотели отобрать её бизнес, то, что она выпестовала и создавала с нуля около года. Как только производство заработало и начало давать стабильный доход, появились эти трое. Двадцатидвухлетней девушке пришлось тяжело, и если бы не помощь матери, в советские времена директора магазина, бизнес создать было бы не просто трудно, а невозможно. После того как страна развалилась благодаря дерьмократам, каждый боролся за своё счастье сам в меру сил и способностей. Прошлогодний расстрел Белого дома танками, выступление новоявленных лидеров и взвившийся триколор новой страны над Кремлём – всё это видела Алёна своими глазами, но она не отчаялась, а, пользуясь помощью матери, построила эту хлебопекарню, лучшую в их микрорайоне, и снабжала хлебом даже магазины ближайших районов. Её свежие булочки и ватрушки были известны всему району. То, что бизнес крышуют бандиты, ей было известно, но по какой-то счастливой случайности Алёне удавалось избегать вымогательства или вот такого рейдерства. Эта тройка пришла три дня назад, расфуфыренная дама в песцовой шубе и накрашенная, как проститутка, и два быка-рэкетира. Они сразу заявили, бизнес забирают, если кто вякнет или побежит жаловаться в милицию, которая как раз кормится из их кармана, то сожгут заживо всех. Не только Алёну, но и её мать. Говорили так уверенно и привычно, что Алёна поняла, действительно убьют.

Алёна пыталась сама решить проблему, не ввязывая мать, характер у неё отнюдь не девчачий был, всё же второй разряд по самбо, но удалось выяснить, что дамочка сожительствует с одним из мелких бригадиров одной крупной московской группировки, с тем, что лысый и коренастый. Она возжелала бизнес, лысый покумекал над тем, что есть, и предложил отобрать бизнес у соплюшки, тем более прикрытия серьёзного у неё не было, и прибрать хлебопекарню к рукам им удастся на раз-два. Дамочка приняла предложение на ура, и три дня назад они приехали изучить её новое имущество. Дамочка по-хозяйски совала нос везде, пока её приятели объясняли пока ещё хозяйке, что ту ждёт, если она не примет предложение. Причём ни о какой покупке не шло и речи, просто забрать за так. С позиции силы. На помощь матери девушка не надеялась, да и не хотела её впутывать. На заре перестройки ту скинули с тёплого места и посадили в кресло директора своего человека, и мать жила на накопления, при этом помогая дочери. Начинавшийся кризис и дефолт грозил ударить по их сбережениям, но мать успела перевести все накопления в золото.