Александр Санфиров - Начало звёздного пути

Княгиню вопросы крепостного права не волновали абсолютно, для нее все в этом было ясно и понятно. Крестьяне должны быть в крепости, а дворяне владеть ими и быть отцами родными для них. Но, как и родные отцы, когда потребуется, они могли наказать своих деток для вразумления, то бишь выпороть на конюшне. До нее, конечно, доходили слухи о жестокостях помещиков, которые издевались над своими крепостными, подвергали их пыткам, насиловали и прочее. Но все, что она по этому поводу делала, то просто не зналась с такими личностями.

– Господа, господа, – обратилась она к спорящим, – на некоторое время прекратите ваше обсуждение, я украду на минутку Илью Игнатьевича, вы его совсем утомили. Мы с ним немного поговорим, а потом нам споет наш сегодняшний гость известный итальянский тенор маэстро Двардзини.

Окружающие охнули. Опять княгиня утерла нос всем.

«Интересно, – пришла одна и та же мысль гостям, – сколько пришлось ей потратить на такого певца?»

Он появился в столице совсем недавно, и сейчас решался вопрос о его выступлении в Мариинском театре, и вот поди ж ты – уже выступает в салоне Голицыной.

Княгиня вместе с помещиком и Катей уселись немного поодаль, и она начала сеанс обольщения.

– Илья Игнатьевич, я очарована вашей девочкой, у нее просто талант к наукам, к тому же она очень музыкальна, ее игра на клавикордах меня просто потрясла.

Дальше она продолжала в том же духе.

Если бы эти слова слышала мадам Боже, то, наверно, упала в обморок. Она, конечно, понимала, что ее ученица хорошо играет, но чтобы дело дошло до потрясения, такого она представить не могла.

Сам Вершинин сначала был подавлен массой хвалебных слов, но в какой-то момент Голицына перебрала, и привычная осторожность тут же дала себя знать.

На его губах появилась ироническая улыбка.

– Ваше сиятельство, вы сегодня необыкновенно добры к Катеньке, от ее гувернантки я никогда не слышал столько похвал. Может, остановитесь на минутку и попробуете объяснить, в чем, собственно, дело? – сказал он с легким укором.

Голицына чуть не прокусила губу.

«Однако недооценила я этого провинциального офицера, а ведь должна была понять, что он далеко не дурак».

– Ваше превосходительство, – начала она уже сухим деловитым тоном, – мне пришлась по душе ваша дочка, и я желаю быть ее покровительницей в свете. Вы же сами понимаете, что у вас не получится быть ей сразу и отцом и любящей матерью. Можете принять это за мой каприз. Но я вам обещаю, что вы об этом не пожалеете. Кати действительно талантливый ребенок. И мне очень хочется передать ей свои знания. Я понимаю, что, скорее всего, они ей не пригодятся, но жизнь очень сложная вещь, и никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. И она очень хорошо поет, у меня даже мелькнула мысль попросить ее спеть с маэстро Двардзини дуэтом.

Вершинин побагровел.

– Княгиня, простите, но мне кажется, что вы изволите шутить надо мной. Моя дочь и итальянский тенор? Вы что, хотите, чтобы назавтра весь Петербург надо мной и Катенькой смеялся?

– Помилуйте! Подполковник, как вы только такое могли подумать. Вот скажите, а как вы сами оцениваете ее пение? – вкрадчиво спросила княгиня.

Вершинин задумчиво почесал затылок.

– Ну, насколько я помню свои посещения оперы, ей до тамошних примадонн далеко, как нам до Парижа.

– А мне кажется, что она очень хорошо сможет аккомпанировать певцу, и даже составить ему дуэт в отдельных местах, – продолжала гнуть свою линию княгиня, – так что ни у кого из присутствующих не появится мнение, что она претендует на большее.

Я, признаться, не ожидала, что у вашей Катеньки имеются такие музыкальные успехи. А уж про математику я и не говорю, но, кажется, поняла причину ее усердия, – тут Евдокия Ивановна заговорщицки посмотрела на Илью Игнатьевича.

Но тот на эти намеки не прореагировал и спокойно смотрел ей в лицо, ожидая, что она скажет дальше.

«Вот ведь экий упрямец! – подумала она. – Как же мне беседу на Шеховского с сыном перевести? Ай, ладно, похоже, на мое предложение он согласится, а уж у этой простушки я все выпытаю».

– Итак, подполковник, что вы скажете на мое предложение? – продолжила она уже вслух.

Тот посмотрел на дочку, которая после недавних намеков княгини сидела пунцовая, даже ушки у нее покраснели.

«Вот сука, – подумал Вершинин про княгиню с долей восхищения, – ей бы в допросной работать, за полчаса столько узнать, это большой опыт нужен».

– Катенька, милая, а ты сама что думаешь по предложению Евдокии Ивановны, об учебе у нее, да и сможешь ли ты на клавикордах сыграть, чтобы самой не стыдно было? – спросил он у дочери.

– Ой, папенька, конечно, хочу! Евдокия Ивановна так много знает, она обещала меня с интересными людьми познакомить и про Париж рассказывать. А вот играть я боюсь, хотя я хорошо знаю музыку арий, которые сегодня будет петь маэстро Двардзини, но меня заверили, что я справлюсь, – тут она кинула смущенный взгляд на княгиню, которая в ответ поощрительно улыбнулась.

– Хорошо, – тяжко вздохнул подполковник, – я согласен, посмотрим, что из этого получится.

Княгиня, довольная собой, встала из-за стола, и вновь с Катенькой ушли в другую комнату, откуда почти сразу послышались звуки музыки и голос распевавшегося певца.

Надворный советник Сидоров шел по темному коридору Департамента внешних сношений МИДа, улыбаясь и раскланиваясь с равными ему по чину, но с ледяным взглядом в глазах протягивал для приветствия два пальца нижестоящим. Аркадий Акакиевич хорошо знал, как себя нужно вести, чтобы расти в чинах и получать награды. Вот только у него был тайный порок, о котором никто не знал, после выпивки он становился совершенно другим человеком, который мог сделать все, что угодно. Зная за собой этот недостаток, он выпивал, только когда это ничем не могло ему грозить. Но вот совсем недавно он просчитался и чуть не попал в большие неприятности, хорошо, что отец молодого человека не стал выяснять, что да как. Начальник департамента Яворский терпеть не мог грубиянов и пьяниц в своем ведомстве. Но все равно, хотя опухоль на лице давно прошла, большой желтый синяк под глазом было не скрыть. На ехидные вопросы сослуживцев он подробно рассказал, как внезапно понесла лошадь, и его ударило оглоблей. Все слушатели согласно кивали головой, но в их глазах он явно видел насмешку и в тысячный раз думал, как он будет рад отомстить этому генералу и его сынку, надо только выяснить, кто это такие.

Он зашел в кабинет, который делил еще с одним чиновником, и резко остановился.

Посреди кабинета стоял глава департамента и разговаривал с его непосредственным начальником Петром Петровичем Силантьевым.

Аркадий Акакиевич низко поклонился и поздоровался с начальством, те обратили на него примерно столько же внимания, сколько он обращал на нижестоящих чиновников, и продолжили свою беседу. Сидоров бочком, втянув живот, пролез между ними и столом и, усевшись за него, надел синие нарукавники и, приняв деловой вид, начал перекладывать с места на место стопки бумаг.