Юрий Корчевский - «Погранец». Зеленые фуражки

Уже отпустить хотел, извинившись, горе у людей все-таки. Но как бес под руку толкнул. Подошел к гробу, взялся за крышку. Женщины заголосили.

– Люди добрые, что же это делается? К покойнику уважения никакого! Куда власть смотрит! Мы жаловаться будем!

Если Федор опростоволосится сейчас, дамочки во все инстанции жаловаться будут. Но он все-таки сдвинул крышку в сторону, взялся за руку усопшего. Теплая. У покойного, да в зимнюю пору, ледяной быть должна.

– Если позволите, я покойника воскрешу, – повернулся к женщинам Федор.

Те голосить перестали, замерли.

– Эй, как там тебя! Вставай, не то при мне тебя в могилу опустят, а бойцы закопают. Не женщинам же за лопаты браться.

Федор уже ерничал открыто. «Покойный» открыл глаза, сел в гробу. Старушка на другой стороне улицы, с интересом наблюдавшая за инцидентом, от увиденного перекрестилась, быстро засеменила прочь. То-то разговоров с соседками будет!

– Вылазь, документы давай! – приказал Федор.

Усопший лихо выбрался из гроба, жаль – свидетелей чудесного воскрешения на улице больше не было.

– Нет документов, – угрюмо, даже с ненавистью глядел на Федора «покойник».

– Как в гроб попал, куда ехал?

Бойцы стояли рядом в изумлении. Никто подумать не мог, что в гробу живой человек, все это нелепый маскарад.

– В деревню. Дезертир я. Поезд на станции остановился, я за водой пошел, кипятка набрать. А эшелон мой ушел.

– Женщины кто?

– Родная тетка и соседка ее.

– Укрыть, значит, хотели дезертира.

– От поезда отстал, – канючил дезертир.

– Товарищи твои на фронте, а ты спектакль устроил. Правдоподобный, бойцы вон мои изумились.

– Что мне теперь будет?

– Это как трибунал решит. Но мало не дадут, это точно. Шагай!

Дезертира трясло. От нервного напряжения или от холода, непонятно. В гробу он лежал в костюме с чужого плеча, великоватом. В форме хоронили только военнослужащих. А он от армии откреститься хотел. К таким Федор относился с брезгливостью, неприязнью. Если ты мужчина, то должен с оружием в руках защищать свою землю, свой народ, от врага. А кишка слаба – надень женскую юбку, чтобы видели все, чего ты стоишь.

Так и привели трясущегося дезертира в горотдел НКВД. На фронте дезертирами занимались «особисты», военные контрразведчики. С такими разговор был короткий, расстрел перед строем своих сослуживцев. Как урок, в назидание. Только такими жесткими мерами можно было остановить дезертирство, навести порядок.

В горотделе, едва только дезертир назвал свою фамилию и войсковую часть, сказали, что уже получили телефонограмму о его исчезновении из поезда еще неделю назад.

Из горотдела Федор в казарму направился. Надо подхарчиться, отдохнуть немного. Вечером снова на проверку выходить надо.

Поел, в кабинет зашел. Здесь он работал, тут же койка стояла. Зазвонил телефон. Федор вздохнул. Телефонный звонок почти всегда приносил тревоги или неприятности.

– Казанцев у аппарата.

– Осадчий приветствует. Как жизнь?

– Бьет ключом. Дезертира сегодня в твою контору доставил.

– Знаю уже, сам допрашивал. Я не по этому поводу звоню. Берия телефонировал, по делу о хуторе. Ну, ты понял, о чем я.

Телефон хоть и военного коммутатора, но открытым текстом не все говорить можно.

– Конечно.

– Благодарность вынес участвующим, просил списки составить. Я твою фамилию вписал.

– После своей? Или я не прав?

– Не прав. Самолично не имею права, на то начальство есть.

Поговорили еще немного, расстались по-доброму. О потерях при операции Осадчий умолчал. Скорее всего, потери с нашей стороны были поданы в рапорте или записке, как ожесточенное сопротивление немцев и проявленный героизм сотрудников НКВД. Какой героизм, если нет потерь?

После ужина Федор, как всегда прихватив двух бойцов, вышел на ночную проверку. Следовал уже заведенным маршрутом, первым – железнодорожный вокзал. Тут почти всегда многолюдно. Но и силовых структур хватает, транспортная милиция, его бойцы. Военный комендант. И у каждого свои функции. Федор проконтролировал своих людей. Все в порядке, службу несут исправно. Вышел на перрон. Как раз из Москвы прибыл военный эшелон. На перроне толчея. Кто-то из солдатиков курит, разминает ноги, другие с чайником или котелком бегут набрать кипятка. Сейчас уже забыли, что это такое. А еще с дореволюционных времен рядом с вокзалом была будочка и два крана – с холодной водой и кипятком. Проезжающий пассажир всегда мог набрать в какую-то емкость кипятка, заварить чаю. К эшелону сразу подошли желающие уехать. Приказами по Наркомату обороны брать попутчиков строжайше запрещалось. Но иногда военных, у кого документы в порядке, брали старшие вагонов. Как не помочь своему брату-армейцу, у каждого на гимнастерке нашивки за ранения и медаль блестит? А гражданских часовые от вагонов отгоняли. Обычная суета. Мимо Федора прошли четыре солдата, вернее, сержант и трое солдат. Группа уже затесалась в толпе, как до Федора дошло. У этих солдат вещевые мешки за плечами, причем туго набитые и тяжелые, лямки в плечо врезались. Солдаты из эшелона выскакивали налегке – покурить, набрать воды. Зачем им сидоры? У рядовых, следующих на фронт, личных вещей практически нет. Бритвенные принадлежности, мыла кусок, полотенце, носки шерстяные домашние. И сидор от такой скромной поклажи тощий – веса два кило. Федор обеспокоился. Надо проверить.

– Бойцы! Прочесываем перрон. Ищем сержанта и трех бойцов. Все в ватниках и сидоры за плечами. Справа от меня, дистанция пять метров.

Прошли перрон. Толчея большая, но искали внимательно. Не обнаружили.

– Стоять у входа на вокзал, наблюдать.

Федор к бойцам пропускного пункта подошел.

– Сержант, а трое бойцов в ватниках, с сидорами, не проходили в город?

– Никак нет.

Федор зашел в отдел транспортной милиции, что на вокзале был, известил дежурного, чтобы милиционеры при встрече досмотрели группу. Сам еще раз прошел по вокзалу. Зал ожидания невелик, за десять минут осмотрел. Нет группы, как испарилась. Может, на других путях еще эшелоны стоят? У кабинета военного коменданта станции очередь из военнослужащих. Федор протиснулся, показал удостоверение.

– На станции военный эшелон стоит, со стороны Москвы прибыл. А другие эшелоны прибывали?

– Три часа назад поезд ушел, больше не было.

– Понял, спасибо.

Федор стал раздумывать, выйдя на перрон. Не могли же солдаты провалиться сквозь землю? Если пошли по пути через другую сторону от станции, так там пакгаузы, водокачка, везде охрана, не пройти. У выходов по станции, если по рельсам идти, с обеих сторон стрелочники, милицейский пост. Беспокойство Федора нарастало. Себя казнил – почему не досмотрел сразу, не проверил?