Юрий Корчевский - «Погранец». Зеленые фуражки

– Тащи!

Боец упирался, но скользил по льду, да и легче он был, чем Федор. Но совместными усилиями удалось выбраться. Федор промок насквозь, пальцы не чувствуют ничего, замерзли. Как там диверсант?

– Посмотри, что с немцем?

Боец обошел вокруг проломленного льда, подошел к быку.

– Готов, товарищ старший лейтенант. На рельс он упал грудью, насквозь, как на копье.

После строительства, видимо, рельс со дна торчал. А может, и специально вбили в грунт, как ледорез, чтобы бык меньше повреждался.

Двое наверху лежат убитыми, один на рельсе висит проткнутый. Где еще один? И почти сразу ответ. Грохнули два выстрела, один потише – пистолетный, второй громче – винтовочный.

– Кислов, помоги на мост подняться.

Федору дышать трудно, грудная клетка болит. Ребра повредил или мышцы отбил? Хорошо, лед непрочный попался, провалился, но удар смягчил, а под льдом вода самортизировала. Был бы лед толще, это как о бетонную стенку удариться.

Но и так повезло, пару метров ближе к быку и, как диверсант, нанизался бы на рельс. Выбрались по крутому склону, заснеженному, кое-где обледеневшему, с большим трудом. С Федора вода ручьями течет, холодно стало.

Вдали показался яркий свет прожектора, послышалось натужное пыхтение паровоза, потом перестук колес. К мосту подъезжал эшелон. Паровоз дал длинный гудок, въехал на мост. Обдал струйками пара из цилиндров, обдал жаром топки и котла, прогромыхал мимо. За ним катились грузовые вагоны, все тише и тише. Поезд втягивался на станцию, замедляя ход. Пришлось переждать.

Как только мимо них проехал последний вагон, выбрались на рельсы. С другой стороны моста бежит кто-то.

– Стой! – закричал Кислов, щелкнул затвором.

– Свои! Самохин я!

Подбежал боец.

– В меня стрелял боец в нашей форме. Вон – шинель продырявил под мышкой.

– А ты его?

– Не знаю. Я стрельнул, он упал.

– Неужели не смотрел – убит, ранен?

– Не-а.

Федор повернулся к Кислову.

– Держи фонарь, лезь по лестнице, под настил. Там взрывчатка, выдерни провода от взрывателя. Да, еще пистолет мой поищи, где-то там остался.

– Есть!

– Самохин, беги на станцию за подмогой. – Но Самохин уйти не успел, как из темноты вынырнули несколько человек.

– Стоять! Руки вверх, оружие на землю!

– Свои, старший лейтенант Казанцев.

Подбежал милиционер с револьвером в руке, рядом с ним бойцы его роты, что на пропускном пункте у вокзала были. А еще через несколько минут из переулка вынырнул «козлик», подъехал к рельсам. Из него выпрыгнули Осадчий и опер.

– Кто стрелял?

– Я и мои бойцы, – козырнул Федор. – Диверсанты, переодетые в советскую форму. Четыре человека. Стрелочника и постового ножами сняли. Успели взрывчатку под пролет у быка заложить. В последний момент я его обнаружил, врукопашную дрались. Упали с моста в реку. Диверсант мертв, мой боец Кислов под пролетом, провода с взрывателя снимает.

– Отлично сработано! Веди, показывай.

– Да он ранен, товарищ командир, – подал голос Самохин.

– Ах, так! Тогда сами осмотрим, а твои бойцы покажут и разъяснят. А ты давай в «козлик» и в госпиталь. Пусть доктора глянут.

Федор в госпиталь поехал. «Козлик» трясло на выбоинах, в эти моменты боль простреливала. В госпитале, куда он раньше своего раненого бойца привозил, его осмотрели, сделали рентген.

– Ну, что, голубчик! Одно ребро сломано, ушиб сильный. Тугое бинтование и покой на три недели минимум.

Федору сделали тугое бинтование. Вроде полегче стало.

– Спасибо, доктор.

– Через два дня обязательно на перевязку. А где травму получили?

– Упал неудачно.

– Скользко, поаккуратнее надо, под ноги смотреть.

– Непременно воспользуюсь вашим советом, – откланялся Федор.

Рассказать бы ему про диверсанта, которому не повезло, да нельзя. Ни к чему беспокоить мирное население страшилками.

«Козлик» его дождался.

– Куда едем?

– К мосту.

Милиционер, бойцы его роты уже успели собрать тела всех убитых. Зрелище не для слабонервных. У одного проломлена рельсом грудная клетка – огромная рваная дыра и мешанина ребер и легких. Второго, которого убил Самохин, расчленило поездом. Убитый пулей, он упал на рельсы, и его переехало железными колесами. Двое других выглядели получше. Подрывную машинку с проводами тоже достали, а вот для извлечения взрывчатки из-под ферм вызвали саперов. Вдруг диверсанты поставили ловушку? Осадчий светил фонарем, отдавал распоряжения. Бойцы стали обшаривать местность у моста, было непонятно, куда девался постовой железнодорожной охраны? Сбежал, убит, а тело сбросили с моста?

Федор продрог во влажном обмундировании, обратился к Осадчему. Все же он здесь главный.

– Разрешите взять вашу машину, до казармы мне надо, переодеться в сухое.

– Езжай и можешь не возвращаться. Ты свое дело сделал. Что врачи говорят?

– Перелом ребер, ушибы.

– Еще легко отделался. Выздоравливай.

Добравшись до казармы, Федор в своей комнате разделся, вытерся досуха, надел сухую и чистую форму, а промокшую развесил на веревке. С нее на пол капала вода. Ой, не высохнет шинель до утра! Достал из тумбочки фляжку водки, налил полстакана. Подумавши, долил его доверху. Выпил, закусил хлебом и перловкой с мясом.

Кажется, потеплело внутри, а руки-ноги холодные. Улегся в постель прямо в форме, укрылся одеялом, угрелся. А переворачиваться больно. Но и неподвижно лежать – спина затекает. Все же уснул. Утром ощущал себя разбитым, болела голова, першило в горле. Нашел в себе силы, вышел на утреннюю поверку и развод нарядов. А после снова в постель. Сейчас бы в баню, попариться немного, глядишь, – простуда уйдет. Бойцы роты мылись в городской бане один раз в неделю. К такой помывке старшина выдавал каждому по малюсенькому куску хозяйственного мыла. Но в бане не было парной. Ладно, хоть помечтать. Только уснул, старшина стучит.

– Товарищ старший лейтенант. Я тут малины сушеной добыл и меду немного. Заварил, вы уж попейте и под одеяло. Пропотеть надо обязательно. С потом вся хворь уйдет.

Заботливый старшина оказался, Федор сел на кровати, медленно выпил литровую емкость вкусно пахнущей, сладкой и очень горячей жидкости. Сразу бабушка вспомнилась. В детстве при простуде она тоже поила медом с молоком, малиной. Снова юркнул под одеяло и уснул. Проснулся к вечеру, весь мокрый от пота. Но чувствовал себя лучше. Только грудная клетка и сломанное ребро ныли, давая о себе знать при глубоком вдохе или движениях.

Несколько дней он отлеживался. Посты проверяли взводные. Исправно посещал госпиталь для тугого бинтования. Потом плюнул. Старшина разрезал простынь на широкие ленты, ими удобнее перетягивать грудную клетку.

Позвонил Осадчий.

– Здравия желаю, в самом прямом смысле.