Владимир Поселягин - Дитё. Князь

Что нужно для создания подделок? Честно скажу, не так много. Те же бумаги мелкопоместного дворянчика Пермской губернии, которые я подделал. Самой гербовой бумаги у меня не было, поэтому пришлось повозиться с обоими документами Сергея Игоревича. Нет, на подделку местных документов пошла настоящая подорожная: что не нужно, я затёр, что нужно – дописал, а заграничный паспорт написал на простом, хоть и дорогом листе.

После переделки с использованием спирта, лезвия бритвы, заострённой деревяшки и часто разбавляемых чернил, чтобы были разные цвета, с добавлением сока ягод, у меня на руках появились документы шестнадцатилетнего дворянина, направляющегося в Санкт-Петербург, чтобы поступить в один из местных вузов. Для подтверждения этого при мне было письмо от «отца», где было его согласие. Такое письмо я также нашёл в документах Сергея Игоревича, писанное рукой его отца. Так что и этот образец у меня был. Я только уезд сменил, чтобы не спалиться.

Эту подорожную я состряпал за два часа, чернила быстро высохли, и даже тщательную проверку она должна была выдержать. Именно она и являлась моим основным временным документом, чтобы спокойно двигаться по местным дорогам, а княжескую подорожную по образцу Сергея Игоревича я состряпал больше для смеху. Там герб на печати был мной перерисован с пятака и с местной подорожной. Доберусь до Москвы или Питера и избавлюсь от них, сделав местные.

Перед тем как показаться у рыбачьей деревушки, я выкинул за борт всё компрометирующее меня, то есть средства подделки, включая заграничный паспорт Сергея Игоревича, бывший мне образцом – как я уже говорил, свой я написал на чистом листе, взятом мной в столе кабинета в поместье.

Беспокоил только жирный княжеский след, но ничего, после Екатеринбурга великий князь исчезнет и появится мелкий дворянин Александр Демидов, шестнадцати годков от роду, а там дальше ещё раз можно сменить документы.

Да, между прочим, эта княжеская подорожная была написана мной на английском языке, сообщая, что я великий князь Аргентинский, что побывал в одиннадцати странах, о чём были метки таможенных служб этих стран – кстати, японские и китайские иероглифы я нарисовал от балды. Последняя, сообщавшая, что такой-то иностранный дворянин пересёк границу с Китаем и имеет право находиться на территории Российской империи как гость, в самом низу запись была на русском. Кстати, тот уезд, который граничил с Китаем и который я якобы пересёк, мной был взят с потолка, я вообще не знаю, существует такой край или нет.

К моему удивлению, испросивший разрешения присесть за стол Добронравов достал из наплечной сумки небольшую тетрадь и спокойно переписал данные из подорожной в неё. Он только немного удивился количеству стран, что я посетил, больше ничего его удивления не вызвало, он вернул мне мой заграничный паспорт.

– Через полчаса отправляемся, ваше сиятельство, – вернув мои документы и взяв плату за проезд, известил он и встал. – Я распоряжусь, чтобы ваши вещи были доставлены из номера в карету.

– Хорошо, сударь, – благосклонно кивнул я, продолжая делать вид, что всё ещё любуюсь пейзажем за окном.

– Разрешите вопрос, ваше сиятельство.

– Я слушаю, – посмотрел я на мнущегося рядом сотрудника почты.

– Дело в том, что почтовая карета является предметом интереса некоторых дорожных разбойников…

– Я вас понял, в случае нужды моё оружие в вашем распоряжении. Мне уже приходилось отбивать нападения пиратов, дорожных бандитов и даже гальдиерос. Это городские банды в Бразилии.

Говоря, я внутренне ухахатывался, давно столько лапши на уши не вешал.

– О-о-о, – потянул парень и, ещё раз извинившись за доставленные неудобства, хотел было вернуться за стол к кучеру и продолжить обед, но я спросил у него:

– Ваша речь слишком правильная для простого сотрудника.

– Я студент, ваше сиятельство, сейчас у меня каникулы перед практикой. А почтовая служба довольно неплохо платит за эту работу. К тому же я уже трижды проезжал мимо земель моего батюшки и навещал семью.

– Наверное, ваша семья не очень рада вашим подработкам?

– Моя семья трагически погибла и похоронена на семейном кладбище. А земли и поместье проданы за долги земельным банком, ваше сиятельство.

– Понятно, можете идти, – спокойно сказал я и вернулся к наблюдению за пейзажем.

Через полчаса я вышел из харчевни, щедро заплатив за проведённую ночь и обед, поэтому хозяин суетился рядом, держа в руках корзину с пирогами и бутылкой козьего молока. Он поставил эту корзину на пол в карете и, раскланявшись, отошёл в сторону, наблюдая, как я подошёл к карете, куда как раз подходили другие пассажиры. При первой встрече, когда они проходили в зал, мы просто раскланялись, но сейчас, ввиду того, что ехать вместе нам довольно продолжительное время, требовалось познакомиться более тщательно. Это на себя взял Добронравов, быстро нас познакомив и пригласив проходить в салон кареты – наступило время отбытия.

Покачиваясь на неровной дороге Большого Сибирского тракта, я с интересом поглядывал на спутников. Их было пятеро. Молодой прапорщик, Андрей Евсеев, окончивший офицерское артиллерийское училище в Питере, год отслуживший и в данный момент направляющийся на побывку домой, проведать семью. Направлялся он в Питер, он был из столицы.

Остальные дворянами не были, это была купеческая семья Ипатьевых. Глава семейства, Анатолий Григорьевич, статный мужчина в дорогом костюме, его жена, Ольга Марковна, властная матрона в теле, а также двое их детей: Олеся, довольно красивая девушка лет пятнадцати, и Егорка, не умеющий сидеть на месте мальчишка лет десяти. Его постоянно одёргивала мать.

Прапорщик, имевший кроме сабли на боку, которую он гордо поглаживал, ещё кобуру с пистолетом, а также гитару, интересовал меня куда больше, чем купеческая семья, хотя девушка, конечно, была хороша. Распускающийся бутон молодости и красоты.

По настоянию родителей, часто краснеющая девушка была посажена между мной и прапорщиком, напротив своей семьи. Аргументы были приведены убивающие своим смыслом. Молодежи будет интереснее общаться друг с другом, чем со стариками. Как будто их не было рядом.

Так вот насчёт прапорщика. Заинтересовала, конечно же, меня гитара, а никак не сам прапорщик, поэтому через пятнадцать минут я нарушил молчание, которое до этого только прерывали возгласы Егора и пытавшейся унять его мамаши, и попросил посмотреть гитару.

– Вы умеете музицировать, ваше сиятельство? – подавая гитару, на грифе которой был голубой бант, спросил военный.

– Есть такой грех, – согласился я.

Пару минут я настраивал гитару под себя, после чего, сделав перебор, затянул песню бременских музыкантов. Она вызвала восторг у всех пассажиров, даже Олеся наклонилась чуть вперёд и, развернувшись в мою сторону, что вызвало даже некоторую ревность со стороны прапорщика, впитывала каждое слово и звук струн.