Владимир Поселягин - Дитё. Князь

«Очи чёрные» и «Увезу тебя я в тундру» прошли с ещё большим успехом. Под конец, когда дорога стала хуже, я спел про маркизу, на ходу переделав песню. Общалась маркиза, узнавшая о трагедии в доме, не через телефон, а на пляже, куда прибывали её слуги. Ольга Марковна, тряся своими телесами и вытирая слёзы, пыталась отсмеяться.

– Хорошие песни, никогда о них не слышал, – с восторгом признался прапорщик, принимая гитару, что я ему возвращал. – Ваши?

– Аргентинские, я их немного переделал, когда переводил.

После меня пел уже прапорщик, но заметно бледнее, хотя одна баллада, что растянулась на сорок минут, поразила даже меня. Нет, не смыслом, а тем, что прапорщик смог запомнить её. Год учил, наверное, не меньше.

Также я травил анекдоты, они тоже с успехом шли у попутчиков. Когда ехали в карете, я рассказывал обычные, даже детям слушать можно, а когда мы у харчевни или таверны, где ночевали, выходили покурить с прапорщиком и Анатолием Григорьевичем, я уже рассказывал неприличные, вызывая громовые раскаты дружного мужского гогота.

Так и ехали, весь наш путь занял почти сутки, переночевали мы в одной гостинице в небольшом городке, пока не прибыли под вечер в Екатеринбург.

Отказавшись от приглашения Ипатьевых переночевать у них, мы с Андреем взяли багаж и направились к главной гостинице города, где в основном и останавливались дворяне.

Во время регистрации – слуга только-только взял наши вещи, – в фойе вошли трое мужчин в форме, как я понял – жандармов. Причём самое интересное, они направились к нам с самым решительным видом.

– Извините, господа. Кто из вас человек, выдающий себя за некоего князя Аргентинского? – вопрос, что задал ротмистр, обращался к нам с Андреем, но смотрели жандармы только на меня.

– Как я понимаю, вас интересует моя персона? – усмехнулся я, слегка склонив голову.

Один из жандармов – унтер, как я понял – сместился к моему правому боку и контролировал мою кобуру и нож, внимательно следя за всеми моими движениями.

– Ваши документы, – протянул руку ротмистр и, получив их, увлёкся изучением.

– Господа, в чём дело? – спросил удивлённый Андрей.

– Дело в том, прапорщик, – повернулся к нему ротмистр, – что этот самозваный князь пользуется грубо сделанными документами. Фальшивками, более того… Марзин!

Стоявший рядом унтер схватил меня, с любопытством наблюдавшего за всем этим представлением, за руку и задрал рукав.

– Каторжник, – с удовольствием констатировал ротмистр, глядя на след верёвок на моих запястьях.

– Повеселились? – поинтересовался я и тут же жёстко сказал, глядя в глаза ротмистра: – Не во всём ты прав, служба.

Переметнув через бедро унтера, я стопой ноги в грудь отправил в полёт второго жандарма и, увернувшись от захвата, который пытался произвести ротмистр, закрутив его вокруг своей оси, как это делает танцор со своей партнёршей, отправил его в полёт. Тот его не закончил, встретился с не успевшим увернуться Андреем, и оба офицера свалились на пол.

Все присутствующие были шокированы. В фойе кроме портье и прислуги присутствовали некоторые дворяне-постояльцы – числом трое. Благо военных не было, а то наверняка бы попытались принять участие в потасовке.

– Стоять! – рявкнул я тем поставленным командным голосом, который нарабатывал многие годы. – Смирно!

Ротмистр, который уже распутался с Андреем, где у кого чья рука или нога, и вставал с пола, доставая саблю, замер, удивлённо вытаращившись на меня, как и другие жандармы, пришедшие в себя.

Неспешно отстегнув пояс, я положил его на стойку, после чего, расстегнув пуговицы на рукавах, снял куртку и бросил её к поясу.

– Кое в чём вы правы, но только в том, что у меня есть поддельные документы. Кстати, не поясните, как вы об этом узнали? То, что Добронравов сообщил, это понятно, но где я попался?

– Орфографические ошибки в записи, которая якобы сделана служащим таможни.

– Да, ваш язык я плохо знаю, – согласился я. – Но это ещё не всё, того уезда, что указан в документе, не существует. Я его вообще со смеху написал, заметите или нет. Смеюсь… не заметили.

Ротмистр с недоверием посмотрел на меня и, подняв с пола лист, стал изучать его, после чего нехотя кивнул, признавая свою ошибку.

– Однако должен добавить, что я действительно являюсь князем. Великим князем. Я этот титул вполне заслужил своими делами и ношу его по праву, и ваше мнение мне, честно говоря, глубоко безразлично, признаете вы его или нет. Я иностранец и не являюсь подданным российской короны. Волею судьбы я оказался в Пермской губернии, причём вышло так, что моя лодка перевернулась, я получил бортом по голове и потерял сознание. Очнулся я на песчаной косе, ко мне приближались неизвестные люди. Так представьте себе, вместо того чтобы помочь попавшему в беду дворянину, эти неизвестные, вместе с которыми был также хозяин тех земель, избили меня ногами, потерявшего все силы. Потом связали и повезли в поместье некоего Сергея Игоревича Луцкого. Там, не спрашивая и не давая возможности сказать, кем я являюсь, опознали как местного крестьянина, который входил в какую-то неизвестную мне банду, и приговорили к двадцати ударам плетью. Причём то, что я имею другой загар и мало похожу на крестьянина, было признано малосущественным. Я не мог сообщить, кем являюсь, так как у меня был кляп и я постоянно был связан, а когда у меня вытащили кляп и вставили деревяшку перед экзекуцией, я не успел ничего сказать, – говоря, я расстегнул рубаху и, скинув ее, повернулся спиной к слушателям. Одна дама от вида моей спины охнула и рухнула в обморок, её спутник не успел поддержать свою даму. – Я был в сознании, когда меня били. Именно от этих верёвок у меня остались грубые шрамы на руках и на ногах, последние вы не видите. Что сделали с моей спиной, вы уже лицезрели. Я князь, я дворянин. Моя кровь бурлила от той ненависти, что я испытывал к местному помещику и его людям. Когда вытащили деревяшку, я не стал ничего говорить. Просто не имело смысла, так как я решил, что все, кто присутствовал при казни, умрут от моих рук. В жилах моих течёт кровь многих предков, которые прославились как жестокие воители, все они всегда раздавали долги. Для нас это священно. От наших рук даже умирали короли и цари, когда они были нашими врагами. Моя кровь тоже бурлила, требуя мщения. Я смог освободить одну руку, кровь из ран ослабила верёвку, позволяя мне это сделать…

Накинув рубаху и облокотившись о стойку, я спокойно рассказывал, как пережидал в лесу, пока заживут глубокие раны на моём теле, и как вернулся в поместье. Дама, которую подняли с пола, опять хлопнулась в обморок, да и двум мужчинам поплохело от моих подробных рассказов, как поместье превратилось в одну общую могилу, как я расправился с охотниками и как воздал должное Авдею и помещику.