Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

– Как же воинская честь? Да и поместья вам вроде за службу дают?

– Службу мы честно справили. Сказано быть в естях [46]на Москве, мы и пришли. Что до дач [47], то людишки обеднели да отощали в край, по вольным краям разбегаются, землю орать [48]некому, дворяне со своими детёнышами самтретей [49]пашут.

– Тогда денежный оклад как же?

– Я серебра жалованного уж пятиные лета не видывал, ни единой полушки. Посылает митрополит, слава богу, на корма хлеб, да жито, да толокна чуток. Яко в выборных аз бывал, так от царя жаловали осьмью рублями раз о шести летах, да в дальний поход на подъём, на припас воинский, по десяти рублёв щедрили.

– Ну хоть кто-то пошёл в погоню?

– А як же, лучшие люди с городовых полков, да дворяне московские, да вои с рязанских, тульских да северских украйн. Двинули и казаки донские верховские [50], тех сабля кормит, да наймиты литовские, тем, поди, наперёд уплачено.

– Пограничные дворяне, видно, богаче, что не отъехали от рати?

– Дак им прямой резон поганых-то гнать, те как за Окой оправятся, так в загон пойдут. Поимут все животы ихние, да девок спортят, и ежели заводных не загнали, то и в полон людишек утянут.

– Интересно, зачем наёмников брать, если своим не плачено?

– За ради боя прямого сабельного. У наших, да и у крымских воинских людей нету к сабельным сшибкам охоты. Искони норовят лучным да огненным боем дело решить. Литвины, а тем паче ляшские лыцари, без стрельбы, сразу в рубку наезжают. Таким случаем у супротивников страх великий приключается.

Вот как раз при разговоре о преимуществах чужеземных военных гастарбайтеров те и появились. Пришли, видимо, вчерашние рыцари-крестьяне. Только вот чего они хотели, я не понимал, казалось, будто эти двое солдат удачи пытаются мне какое великое одолжение сделать. Растолковал всё тот же Афанасий, мол, говорят, жив пока их родич, ну коли служба им обещана, так они бы с ним пошли, по-родственному.

– Хотите ко мне на службу поступить?

– Службу справлять – то хлопское дело, нам то не потребно. Мы желаем в хоругви у пана быть.

«Вот же спесивые оборванцы!» – подумал я, а вслух добавил, решив сразу обозначить дистанцию:

– Ко мне надо обращаться «князь»!

– Нам то титулование пустое. По статуту нашей Республики, что князь, что простой шляхтич, все единородны.

– Всё ясно, вы свободны. В сад, все в сад!

– Не розумеем речей твоих, панёнок. Кликни гайдука свояго, дабы толмачил.

Бакшееву я поручил отшить этих вольных воинов побыстрее, но дело оказалось не таким лёгким.

Выяснилось, что ротмистр [51]им денег не дал, лошадей своих они то ли потеряли в бою, то ли у них отобрали. В общем, на двух мужиков и одного раненого из средств передвижения они имели кобылку, монет же не водилось вовсе. Положение у панцирных бояр было, можно сказать, аховое. Однако мелко-породная шляхта продолжала ломаться, полностью подтверждая положение, что понты дороже денег. Через четверть часа рязанец сообщил, что иностранная аристократия готова поступить в пахолики, за кормёжку и малую долю в добыче.

– Что ж такое пахолик?

– Да почитай, тако же, что на Руси воинские холопы, токмо прозвище чище.

– Откуда им добычу брать?

– Ентим чего очи узрят да десница ухватит, то и добыча! Тьфу, саранча египетская!

Западных соплеменников взяли, правда, строгий ветеран пообещал им в случае разбоя или татьбы выдать виновному его жалованье наперёд, в размере двух аршин конопляной верёвки на петлю.

Последние дни убедили меня, что без опытного вояки Бакшеева не обойтись, ему тоже было предложено место в формирующемся удельном войске.

– Чего же не пойти, вернусь в Ростов, челом ударю митрополиту Варлааму, чаю, дозволит по твоему уезду писаться [52], княже. Прости за слова досадные, хоть путаник ты великий, князь Димитрий, мню, не юродивый, як народ сказывает. Зрю в речах твоих потешных зарю разумения по летам не отроческим, – ответил рязанец.

Такая ускоренная вербовка служивых явно напугала приставленных ко мне Колобова и Тучкова. Самойло подошёл ко мне и с укоризной произнёс:

– Ты, царевич, за такое своеволие от матушки с дядьями токмо розог получишь, меня же со Жданом рожном пожалуют [53], да как бы жён наших с детьми не замучили за мужнин грех.

Как-то за событиями последних дней о местных родственниках я позабыл, а командир конвоя верно считал, в гневе они способны на многое. В общем, будем решать проблемы по мере их возникновения, но тут моё внимание привлекла странная аномалия. Весь лагерь был уже полупустым, лишь в нашем углу горело несколько костров.

Указав на это обстоятельство спутникам, услышал пугающий ответ:

– То вожи конюшего боярина, для опасения от лихого дела в пути на Большие Вязёмы.

Вотте раз, мы, похоже, ещё оказались под арестом. С этим невесёлым открытием я поплёлся к налёжанному месту под телегой.

Очередной утренний подъём, посадка в седло и путь под конвоем в неизвестность. Но размышлял я в пути не о том, что меня ждёт, а о повальной местной привычке до полудня не есть. Нет, чтобы человек с утра жевал сухарь или кус холодной, засохшей каши, я иногда видел, а вот чтобы завтракали, как в моём потерянном будущем, то нет. Выделенная Годуновым охрана выбрала маршрут вдоль Москвы-реки, через Воробьёво, пограбленное крымчаками. Через десять часов не очень быстрой езды дорога вывела нас к приземистой бревенчатой постройке, огороженной длинным тыном, за которым паслось множество лошадей. Это был Вязёмский ям [54], въезжать в него мы не собирались, но наш путь пересекли несколько гонцов, спешно выскочившие со двора.

Один из вестников, проскакав рядом, осадил коня и прокричал:

– Сим днём, на солнешном всходе, русские полки изгоном крымского царя побили на Окереке, у города Серпухова. Многих татаровей в реку пометали, много в полон поймали, да рухляди и лошадей без счёту захватили.

Новость эта была лучшая, что я слышал за последнее время. Невдалеке от почтовой станции показалась усадьба Бориса Фёдоровича. Выглядело это ладным деревянным острогом, на валу, с заполненным водой рвом и подъёмным деревянным мостом. Рукой подозвав Ждана, я поинтересовался, как звать-величать жену боярина Годунова.

– Марья Григорьевна, – подсказал Тучков. – Да не выйдет она к нам, нелепо то – боярыне без мужа гостей привечать, клюшник али прикащик дожидаться будут.

При въезде во двор взору открылась картина той хозяйственной суеты, что бывает при полном переезде на новое место жительства. Большая часть свободного пространства была заставлена телегами и возками, с которых куча мужчин растаскивала тюки и свёртки. Руководили всей масштабной разгрузкой и сортировкой две невысокие, крепкие женщины. Прекратив давать наставления грузчикам, они направились в нашу сторону.