Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

Перед самым выездом Габсамит упросил командующего маленьким отрядом Бакшеева взять в поездку его сводного брата с кунаком.

– Надо бы дать мурзёнку весть до дому послать, – вспомнил об очередной проблеме старый воин. – Уже месяц требует того. Да к тому же выкуп лишним не будет, при наших-то растратах.

– Рано, подождём, – объяснять, что из пленных я намеревался вызнать поболее информации об окружавшем меня мире, не хотелось. – Пусть поживут ещё в Угличе под охраной, тут они хоть бед не натворят.

– Пущай, коли так, – нашёл в таком решении резон командир нашей ревизионной экспедиции.

Осмотр сельских поселений, лежащих более чем в пяти верстах от города, на правобережье Волги, оставил двойственные впечатления. Избы были маленькие, приземистые, топящиеся по-чёрному, с хлевом прямо за стеной жилого помещения. Однако скота водилось немало, лошадей и коров до пятисеми голов на двор, мелкой же скотины – овец, коз и свиней иногда и более двадцати. Правда, выглядела эта живность странно мелкой, казалось, её специально недокармливают. Крестьяне забитыми тоже не выглядели, на удивление ждущего беспросветной нищеты перерожденца. В лаптях ходили дети и женщины, на взрослых мужчинах они встречались редко, большинство были обуты в поршни – намотанную вокруг ноги и обвязанную ремнём кожу. Верхнюю одежду носили сшитую не только из серого домотканого холста, но и выбеленную и даже крашенную в разные цвета.

На вопросы о хозяйстве земледельцы отвечали крайне неохотно. На вопросы о полях отвечали, мол, сами смотрите, нам измерить не под силу. Проведённые для проверки перемерки пахотных угодий показали не особо большое расхождение с писцовыми книгами, захваченными с собой Битяговским. Просьбы показать луга крестьян пугали вовсе, и они бубнили что-то невразумительное.

– Они боятся, что оклад им пересчитают, – пояснил этот момент Данила. – Косьбу делают по лесным полянам, тако же бывало, им весь лес в соху писали.

Сельскохозяйственный инвентарь имелся большей частью деревянный, железо использовалось лишь на сошники сохи, серпы да топоры. Об агротехнике говорить не приходилось, её, собственно, не было. Сеяли на одних и тех же полях, одно и то же, навоз вносили в пашню далеко не всегда, и вообще, далее простого рассыпания этого удобрения сверху почвы шли немногие. Почва выглядела глинистой, буро-серого цвета, вырастить на такой урожай виделось задачей не тривиальной.

– Как же тут хлеб растят? – растерянно задал я вопрос юному подьячему после осмотра очередной деревеньки.

– Трудом великим, – в местном агрономическом укладе Данила разбирался. – Много раз перед севом каждое поле пашут, а как годов за десять землица испашется, перестанет родить, так лесок рядом секут, жгут и на пожоге новую пахоту заводят.

– За рекой, на севере каждые три года новины выжигают, – немного подумав, добавил он. – Есть в уезде также старожильческие сёла, на доброй, чёрной земле стоят, токмо те все за обителями святыми да за именитыми служилыми людьми.

О повышении налога или ином каком-нибудь добавочном доходе с сельских поселений, наверно, можно было и не мечтать. Как эти-то подати платят, оставалось совершенно непонятным. Чуть разъяснил ситуацию ставший моим консультантом по экономике Битяговский:

– Окладывают платежом волость али стан, там уж становой прикащик развёрстывает по сёлам с прилегающими деревеньками. Уже внутри мира голова делит, кому чего платить по дворам. Занищает кто – ему сделают плату поменее, а на зажившегося добром – накинут.

Способ стал понятен, он старался не допустить полного разорения земледельца, но и скопить хоть сколько крупную сумму деньжат крестьянину при такой системе оказывалось затруднительно.

Уже к концу первого дня стало ясно, что никаких чудесных открытий экспедиция не принесёт, и я начал раздумывать – не повернуть ли обратно к городу. Как назло, при остановке на ночёвку зарядил противный, мелкий и холодный дождь. В отличие от спутников, спать при такой погоде без крыши над головой мне оказалось непривычно. Сначала я принял предложение Афанасия разместиться в находящемся неподалёку селении из восьми изб, но по ближайшем ознакомлении с ситуацией передумал. Во-первых, для моего спокойного ночлега предполагалось изгнать хозяев с маленькими детьми из единственной жилой комнаты, где вся семья спала на полу, в хлев. Во-вторых, в помещении наличествовало преизрядное количество мух, что лично для меня являлось серьёзной преградой для спокойного ночного отдыха.

Покачав головой на такую капризность княжича, Бакшеев стал организовывать крестьян на порубку ветвей ели и постройку шалаша для ночёвки. В этот момент я, заметив невысокое строение шагах в тридцати от ограды, поинтересовался:

– Там что за постройка?

– Мыленка наша, банька, – первым ответил расторопный хозяин подворья.

– Пустая?

– Вестимо, кто ж тама из людей заживётся, – недоумевал селянин.

– Ну, вот там и лягу спать, – ни минуты не сомневаясь, сообщил я окружению.

– Як же, зело сие опасно, жизни лишиться можно али разума, – забеспокоился Афанасий.

– Кто ж мне повредит, коль рядом вы охраняете, – весело ответил избалованный княжич, приняв поведение старого рязанского воина за шутку.

– Яз в сенях, первым у двери прилягу, можа, на меня кинется, ты, княже Дмитрий, спасёшься, – то ли продолжал шутить, то ли дурачился служилый рязанец.

– И яз в мыльне на ночлег расположусь, – внезапно вступил в беседу всегда молчащий черкес Гушчепсе, неизвестно когда разучивший русский язык. – Наш род от пращуров умеет с дэвами биться, да и мало власти будет у уруского злого духа надо мной, рождённым от корня Сатаней.

– Да что вы за игру начали? – полное непонимание происходящего заставляло меня нервничать. – Кого беречься-то собираетесь?

– Анчутку банного, мохнатого, – шёпотом прошипел Бакшеев, потом, поплевав вокруг себя, несколько раз перекрестился и продолжил уже спокойней: – Ты в его хоромах ночное поприще провесть собрался. Там токмо можно бабам родящим быть, да и то опаскою, караулить их надобно, не смыкая очей.

Направляясь к столь опасному месту ночёвки, рязанец решил узнать, на что способен потомственный воин с потусторонними силами Гушчепсе:

– Ты, друже, бился хоть раз со злыми чародеями?

– Самому не доводилось, отцу помогал два раза. Но те злые волхвыудды слабые оказались, из них быстро мы колдовскую силу выгнали, – честно признался в слабой профессиональной подготовке молодой черкес. – Жалко, оберегов нет, подмогли бы оне и укрепили.

– Вот мой оберег, – продемонстрировал язычнику нательный крест Афанасий и прибавил: – И тебе таковой завесть надобно, принять святое крещение.