Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

– Не измысливал ли ты или не учинял притворно ложное чудо?

Вопрос вышел болезненным, но мне с самым невинным видом удалось твёрдо ответить:

– Нет.

– Не съедает ли душу твою алчное сребролюбие?

– Деньги мне потребны не для себя, а для дворских и служивых, – попробовал я увильнуть от этого явно видимого грешка.

– Пред Богом не оправдываться, а каяться потребно, – наставительно произнёс отец Киприан. – Кайся, а ежели не крепок в молитвах, изрекай: Господи, помилуй.

– Господи, помилуй, – покорно повторил я за троицким монахом.

Найдя у меня ещё несколько мелких прегрешений, архимандрит, наконец, без всякой епитимьи отпустил мне грехи, прочитав разрешительную молитву.

Царская семья с новорождённой явилась тринадцатого июня, за день до предполагаемого крещения. Царская свита явилась на удивление немногочисленной, всего четверо бояр да около сотни дворян-телохранителей. Из приехавших думных трое представляло клан Годуновых, во главе с патриархом этой родовой корпорации Дмитрием Ивановичем Годуновым, являвшимся дядей и воспитателем рано осиротевших Бориса и Ирины Фёдоровичей. Четвёртым оказался двоюродный брат царя, Фёдор Никитич Романов. Этот последний являлся весьма примечательной личностью. Старший из пяти единокровных братьев, весьма родовитый, крепкий и высокий молодой мужчина, он был тем, кого в далёком будущем именовали на заграничный манер «плейбоями». Этого боярина не интересовало ничего, кроме охот псовых и соколиных, медвежьих травлей да весёлых пиров с сотоварищами. Также выделяло его из общего числа русских дворян и полное пренебрежение военной службой. В поход он сподобился подняться один раз, вместе с царём Фёдором Ивановичем. Все эти сведения мне выложил Тучков, такое поведение родича государя всея Руси он осуждал, но довольно мягко, видимо, многое прощалось Фёдору Романову за весёлый и лёгкий нрав.

Крещение проходило в Троицком соборе, проводил таинство старец Варсонофий, он же и стал крёстным отцом малютки Феодосии. Я изнывал от нетерпения изложить царю Фёдору свои просьбы, однако ходатайствовать в храме считалось святотатством и преступлением против религии. В соборе я рассмотрел жену своего сводного брата. Царица Ирина была выше и стройнее своего довольно невысокого и полненького мужа. Держалась она строго, но без особой заносчивости. К моей огромной радости, после совершения обряда крещения меня также пригласили на торжественный малый пир. Рассадка происходила согласно родовитости, и я оказался слева от царя, по правой руке сидел балагур Фёдор Романов.

Несмотря на следовавшие одна за другой здравицы, царь Фёдор Иванович практически не пил, а лишь счастливо улыбался окружающим. Родившийся здоровым ребёнок, после трёх мертворождённых детей, являлся истинным Божьим даром. Мне казалось изрядно стыдным в такой момент лезть с меркантильными просьбами, но мои задумки требовали больших затрат, покрыть которые могли только доходы с жалованных городов и земель. Брат слушал мои просьбы довольно отстранённо, лишь в конце моих речей огласив:

– Будешь ты удоволен, брате, в такой радостный день нельзя отказывать малым в их просьбах о хлебах насущных!

Годуновы, несмотря на изрядное опьянение, ответ царя услышали, и, судя по всему, любви ко мне он им не прибавил. Ведь мои просьбы о наделении Бежецкой и частью Деревской пятин, Ростовом и Ярославлем с уездами скромными нельзя было назвать ни с какой точки зрения. Рано утром, после пира, государь Фёдор Иванович с семьёй и сопровождающими отбывал на Москву, пристроился к этой торжественной процессии и угличский отряд.

Через пару часов после выезда с головы колонны начал нарастать радостный гул. Поскольку мы ехали в хвосте, до нас новости дошли в последнюю очередь.

– В тульских землях русская рать татарскую одолела, – радостно прокричал подскакавший к нам царский телохранитель. – Несметно бесерменов побито да в полон поймано [117].

Всеми овладела радость, дворяне хотели знать подробности, но никто толком ничего не ведал. В связи с такой важной новостью наш кортеж проследовал до столицы, нигде не останавливаясь. Поскольку царская чета с младенцем ехала в богато украшенном возке, скорость поездки выходила крайне малой, в Москву мы прибыли далеко за полночь. Несмотря на ночное время, в стольном граде нас встречали усиленными стрелецкими караулами, стоявшими через каждые тридцать шагов с факелами в руках. К Ждану подъехал посыльный от дожидающихся царя бояр, с повелением размещаться на патриаршем дворе. Недосып и многочасовая тряска в седле довели меня до сомнамбулического состояния, дремать, одновременно правя лошадью, я ещё не научился. Поэтому путь по городу и размещение в патриарших палатах осталось вне моего сознания, в себя я пришёл только поутру. Неприятными сюрпризами для проснувшихся посланцев удельного Углича стали отсутствие в хоромах самого патриарха Иова и фактический режим домашнего ареста, контролируемый многочисленными стрельцами.

Два дня меня терзала гнетущая тревога, усиленная информационным голодом, новости из-за высокого тына подворья к нам не доходили. На третьи сутки ожидания в палатах вместо верховного иерарха Русской Православной Церкви появился боярин Борис Фёдорович Годунов.

Войдя в светлицу решительным шагом, царский шурин решительно подошёл к лавке, на которой я сидел, и, нависая надо мной своим грузным телом, заговорил:

– Здрав буде, княжич Дмитрий. Пошто за моей спиной козни на меня строил, животы мои себе в корысть требовал?

– Здравствовать тебе много лет, царёв слуга, конюший боярин Борис Фёдорович, – от такого напора мне стало не по себе. – В толк не возьму, о чём ты молвишь?

– Яз о Хрипелёвской волости Бежецкой пятины толкую, кою восхотел ты за себя взять, а с неё мне кормление жаловано, да прочие земли в том краю за братьями моими да дядьями, – выдал причину своего возмущения Годунов. – Да и города замосковские – Ростов и Ярославль, не велик кусок-то? Ить подавиться можно, не по чину корм.

– Не хотел яз твоих вотчин, – открещивался я от приписываемых мне козней. – Неумышлением вышло, просто попросил для умножения прибытков земли рядышком с Угличем.

– Кто надоумил тебя сие у великого государя просить? Кто подсказал в урочный час ехать челом бить, меня не известив? – подозрения грызли боярина изнутри.

– Нужда заставила, – сдавать бежичан и Ждана было никак нельзя. – Казна удельная совсем пуста. А что у великого князя и царя Фёдора Ивановича радость случится великая, о том мне благая весть случилась.

– Весть? – неожиданно растерялся Борис Фёдорович. – Ну коли так… Да и монаси троицкие за тебя горой, будто ведомо им что. А что до оскудения твово, то ты меньше на забавы чудные серебра спускай, да сброд всякий не привечай, а то уж и беглых холопов на твоём уделе обласкивают.