Александр Самохвалов - Боевой разворот. И-16 для «попаданца»

Ну, попинали меня чуток. Сапогами. Нормально. Это тоже тренировал, да и опыт есть. Случай – он ведь реально разный бывает, и не все коту масленица. Главное – голову и кисти рук сберечь. Спиной с почками как-то к стенке, благо коридор неширокий, локти к подреберьям, мошонку в ладони, ладони между ног зажать, голову в плечи и подбородком к груди, далее расслабиться и получать удовольствие…

Потом связали – запястья и в локтях тоже. Моим же ремнем. Шустро и умело, но без изысков. Особых. И напрячься успел, и запястные суставы хитро изогнуть-расположить. Учили-с. И этому тоже. Тогда не пригодилось, а теперь – вот. Никогда не знаешь. Где найдешь, где потеряешь. Спустили по лестнице, только что не пинками, потом на улицу, буквально метров полста, зашли в строеньице рядом, склад, наверное, был или еще что-то в этом роде, слабо освещенный изнутри проем двери, пяток ступеней вниз, матюги, по коридору, опять дверь, толчок, пинок, лечу – мягкой посадки… На бетонный пол. Дверь скрипит, замок клацает, шаги на выход, но не все, чувствую. Кто-то остался. У двери. Сторожить.

Сначала осмотрелся. Темно, только сквозь щели по периметру двери и замочную скважину свет. Едва пробивается. Холодно. Пол бетонный. Пахнет сыростью и мочой. Один. Руки-ноги целы, голова в порядке, даже по почкам особо не досталось. Запястья за спиной, но освободиться – минутное дело. Ремень по локтям вообще анекдот. Надо как-то мотать отсюдова. Расстреляют ведь, это ж как два пальца по нынешним временам. Насколько помню, рукоприкладство у нас в армии [207]всегда запрещалось, но всегда же и применялось достаточно широко. Но здесь категорически только в одном направлении – от высшего к низшим. В российской же армии до фига что так, что эдак. В ВДВ, рассказывали, раньше вообще на этом все держалось. Деды молотили цырей, дедов вразумляли контрабасы, контрабасов аборты равняли. Лейтехи то бишь. А что делать, если на «губу» сажать себе дороже. Я, впрочем, этого уже не застал. В карантине только, но так… Другим доставалось. Особо борзым в основном, если честно. Знакомый, опять же, саджентом контрабасил в дивизионке. А как в роту вышел – какой мордобой? Из боевых не вылезали… Не, ну если залет реально серьезный у кого – бывало. Но тогда уж без обид. Лучше по морде, чем под трибунал.

У двери бубнят что-то между собой. Не расслышать. Дверь не так чтобы очень плотная, но звуки глушит. Значит, не менее двух. Даже и не думай!

Начальству, помнится, тож иной раз доставалось, и по морде, и как сегодня… Серого вот разжаловали за такие дела. Раза три, пожалуй. Из офицеров однажды даже. Не, цыриков он не бил. Типа, западло. Начальство только. До генерал-лейтенанта включительно. А не фиг руки распускать и гавкать не по-людски, опять же, не фиг. На заслуженных людей. Которые хоть и не при лампасах, зато широко известны, пусть даже и в достаточно узких кругах. А кого-то, слышал, и в штрафники бывало или срок мотать. Честно говоря, мимо меня это как-то проходило, напрямую не сталкивался. А слухи – они и есть слухи.

Здесь же ума не приложу, что за такое положено. Штрафбаты, если память не изменяет, позже ввели. В лагерную пыль, наверное. Или на месте порешат. Трибуналом, или как еще здесь принято. Знать бы еше, кого я так. Ясно только, что не Ворошилова. Он с усами. И не Павлова – этого видел. Почти знакомы, можно сказать. Может, не все так уж и страшно? В петлицах не заметил, что там, было – не было… Лампасы, правда…

В принципе когти надо рвать отсюда. При первой же возможности и в любом случае. В партизанах останусь или к окруженцам прибьюсь. Плохо еще, ни сапог, ни формы, весь из себя в исподнем, белым лебедем… Ноги вон уже побить успел. Штаб, опять же. Караулы кругом. Не уйти… Сейчас. Ладно. Посмотрим, сказал слепой…

О, шаги! Рыл пять, пожалуй. Нет, шесть. У рядовых вроде как глуховатые и чуть шаркающие, у офицера позвонче. Подковки. Дешевое пижонство. Вертухай докладывает – ни хрена не случилось. Их тут вообще трое было, оказывается. Заходят. Лежу. Руки вроде как связаны. Сапогом в ребра. Хоть и готов был, больно. Встаю, со стонами и качаниями, но так, чтоб не нарваться на продолжение. Тяжко хромаю к двери, будто сейчас умру. Свет фонаря керосинового тусклый, но с темноты слепит. Офицер, тот самый старлей. С «тэтэхой» на изготовку. Цыри трое с ППД, остальные с СВТ [208], кажется. Не «трехлинейки», словом. Комендачи, наверное. Все лучшее – штабу.

Помню, как-то на прыжках, когда многие прыгали – и командование дивизии, и курковые батальоны, и еще кто-то… Смотрю – навстречу группа идет, и хэбэшки у них не как у всех, и ремни, и ножи, и снаряга. Суперпуперспецназ, одним словом. Спросил у саджента – что, мол, за орлы такие. Оказалось – хозвзвод…

Провели по темноте где-то с километр, периодически окликаемые часовыми. Пароль, значит, сегодня у нас «Севастополь», а отзыв – «Петропавловск». Ничего, оригинально. Обычно «Москва» – «Петербург». Или наоборот. Черт. Был бы хоть в хэбэ. Никогда не понимал, когда все откладывают и откладывают до удобного момента, потом до следующего, а после вот так – раз, и все… Но уж больно расклад… тухлый.

Подходим к автобусу, навроде того, в котором сюда ехал, но побольше. Намного. Заводят внутрь. Окна плотно закрыты шторками, внутри свет. Что-то вроде стола, скатерть кумачовая, для торжественности момента, фонарь керосиновый, типа «летучая мышь», за столом трое. Тройка, кажись, это называлось, или как? Посередине подполковник, судя по петлицам, может, военюрист какой – ума не приложу, справа майор-политрук, а, батальонный комиссар называется, еще младший лейтенант, молоденький совсем… ну, с этим понятно. НКВД на морде лица написано. Большими буквами. Реально, тройка [209]…Что-то об этом слышал, конкретно же не знаю ни хрена. Ни я, ни Костик. Совещаются промеж собой, на меня ноль внимания, фунт презрения. По потолку от них тени мечутся. Странно… Вдруг мамлей гэбэшный словно очнулся, зенки вытаращил и как завопит – в наигранной манере обличающего врагов народа комсомольца из фильма:

– Кто давал вам задание уничтожить представителя Ставки, начальника Генерального штаба?! – и на фальцет сорвался, салага, остальные зашикали дружно, этот заткнулся. Потом еще пошуршали бумагами, еще лейтеха откуда-то со стороны подскочил, отскочил, знакомой уже пулеметной перестрелкой затрещала пишущая машинка… снаружи где-то. Штабная культура, блин. Контора пишет. Я же на всякий случай продолжаю изображать из себя едва стоящего на ногах. Покачиваюсь, постанываю. Однако… Взгляды… Нет, не любят меня здесь…

Через буквально пару минут приносят листы, пипол судейский расписывается, председательствующий – по центру который, юрист – встает, тень больше него послушно скачет вверх по автобуснуму нутру, оглашает, солидно так, каждое слово булдыганом по черепу: