Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

— Орм, а я в зале памяти никогда не была, — ответно “полупала” на меня очами моя овечка. — Интересно очень.

— Сговорились? — прокурорски воззрился я на девиц, на что последовали кивки. — Ну тогда присаживайтесь, дозволяю, — ехидно озвучил я, а после присяду продолжил. — Итак, тщитесь вы меня вытащить на сие разнузданное гульбище незнакомых мне людей. Вы, Милорада Поднежевна, ведомая естественным любопытством. Впрочем, говорят, и вправду вид из залов памяти на диво приятен. А вам, Люцина Перемысловна, подруга дней моих суровых, какая в том корысть? — полюбопытствовал я.

— Не совсем корысть… — замялась девица. — Хотя есть, что скрывать. Мне на праздник пойти не с кем, — поджала губы она.

— И в чём беда-то? — не понял я. — Сходи сама. Да и вообще, на кой тебе-то этот бал, Люцина? — полюбопытствовал я.

Девица несколько покраснела, постреляла глазами на меня и Милу, на что я оскалился глумливо — ну а что, ежели надо что-то, аж овечку мою подбила (так-то, мыслю, Мила бы и не вспомнила про это сборище, благо сама закончила “малый” курс), так при всех и вываливай. Задумалась в итоге Люцина, аж очи прикрыла, но в итоге, поджав губы, выдала.

— Да в том и дело Ормонд, что будет это поводом себя показать, да похвастать, — начала подруга.

— Ну, что ярмарка тщеславия там будет, это ясно, — ответствовал я. — В первые встречи уж точно, природа человеков такова. Потом помудреют, да не все. Но тебе-то это на кой бес?

— Вот же недогада, — в сердцах сказала Люцина, вздохнула, глаза прикрыла, явно собираясь, и выдала: — Прости, Ормонд. Просто ты всегда в гимназиуме был не от мира сего, ни с кем не общался, не интересно тебе это было, — озвучила она, в общем-то, известные вещи. — Я, признаться, — непонятно ухмыльнулась она, — жалела тебя, думала что от психиатров не вылезешь, если и доучишься.

— Ну, до терапефтов я “доотстранялся”, — не преминул уточнить я.

— Да. Но не в том дело. Я тоже не особо общительной была, но всё же приятелей и приятельниц имела, — выдала она, — Вот только… — замялась она. — Жалели они меня. Этак снисходительно взирали, мол, ничему в жизни твои знания подмогой не станут. А воспользоваться ими — милое дело, самим-то учить лениво, — оскалилась она.

— Хм, ну причина в таком разе-то ясна, — протянул я. — Самой-то себе оно надо? — уточнил я, на что последовал энергичный кивок. — Ну тогда пусть Мила решает, — нашёл я крайнюю. — В принципе, я не против, но ты не прямо подошла, о помощи попросив, а какими-то подходами хитрыми, к лешему не нужными, — укорил я подругу.

— Так, — собралась моя овечка, под взглядами двух пар глаз. — Сама я туда точно хочу. Интересно, да и на балах я, признаться, не бывала.

Тут нужно отметить, что “бал”, именно торжественное предприятие с танцульками, а не нормальное гульбище — дело этакое ритуально-торжественное, с протоколом, нормой одежды и прочими фильдеперсами с выкрутасами. Как по мне, очередной социальный выброс, к тому же у италийцев бездумно заимствованный, но прижился, никуда не денешься. Правда, проводили оные балы именно учреждения политические, редко когда богатей какой. Ну а Мила в должных кругах банально не вращалась, соответственно, на “балах” и не была. А беллетристика италийская сии танцульки превозносила как что-то “волшебное”, хотя по сути: ярмарка тщеславия, танцульки и пожрать. Любой Полисный праздник, с боями кулачными (на идиотов поглядеть), угощением немалым (его можно “неизысканно” слопать), да и танцами, когда партнёра можно тут же и увести для целевого использования, как по мне — приятнее. Но, с другой стороны, чтоб понять гадостность или глупость чего-либо, большинству это “что-то” пощупать надобно. Да и виды неплохие, напомнил я себе.

— Насчёт интереса своего могла и сказать, — укорила подругу Мила, на что та виновато склонилась. — Но, наверное, тебя понять могу. Завистники они гадкие, да и место им указать стоит, — явно несколько не туда, хотя и не факт, поняла моя овечка Люцину. — Так что я не против. Трио пойдём? — уточнила она.

— Видимо, — задумчиво выдал я. — Не знаю протокола. Но до кварт вроде бы позволительно. Хотя вот так и не понял, я-то, всё же, тебе, да ещё и в трио, зачем? — полюбопытствовал я у соученицы.

— Шутишь? — неверяще уставилась она на меня, на что я честно пожал плечами. — Ормонд, ты одарённый, причём обученный, что в возрасте твоём редкость неимоверная. Устроился в управу, на должность гражданскую, тотчас же, после гимназиума, — на что я буркнул “а сама-то”, но был отмахнут. — Децемвир в семнадцать лет. Медаль за заслуги перед Полисом. Ещё не понимаешь? — ехидно уставилась она на меня.

— Отрок к успеху шёл, — пробормотал я под нос. — Ладно, вроде понял. Ну в таком разе, — вздохнул я, — сходим, куда деваться.

После чего Люцина, довольная, откланялась. А Мила, изящно обогнув стол, устроилась у меня на колене, благо лёгонькая была. И начала поглаживать мне макушку, после чего выдала:

— А я и не знала, что ты и не общался ни с кем, Ормоша. Как так-то? — с некоторой жалостью выдала она, на что я плотоядно ухмыльнулся.

— А зачем? — вопросил я, на что овечка моя не нашла, что ответить. — У меня Мила, была цель. Глупая, не глупая, достижимая или нет — сие неважно. Я её достигал, времени же на прочее не имел. И не сказать, что жалею.

— И сейчас есть, — задумчиво покивала она.

— Есть, но скорее у нас, — улыбнулся я, потрепав руно, получив улыбку и ответную ласку. — Слушай, Мила, а скажи мне, как вы с Люциной подругами-то стали? Я в ваши отношения не лезу, просто интересно. Так что не хочешь — не говори, — уточнил я.

— Пожалуй, скажу, — после раздумий выдала подруга. — Только Люцине не говори! — нахмурилась она, на что я с улыбкой изобразил, что молчать аки камень буду. — Вот ты улыбаешься, а мне жалко её. И знать ей того не стоит, — подчеркнула Мила.

— А с чего жалко-то? — полюбопытствовал я.

— Даже не знаю, как сказать. Рваная она, раненая, — непонятно ответила Мила, увидела непонимание в моих глазах и продолжила. — Так, смотри, вот Люцина в гимназиум пришла. И захотела науки превозмочь и лучшей стать.

— Так, — покивал я. — И вышло у неё, кстати, лучшая выпускница.

— Вот только она не только лучшей в науках тщилась стать. А и подруг иметь, поклонников. Да и себя потешить восхищёнными взглядами, — продолжила моя овечка. — А получила лишь приятелей, её трудами пользующимися, да взгляды жалостливые. Ей бы за одно взяться, как ты, мой вепрь могучий, — выдала Мила совсем без ехидства, потрепав меня по пузу. — А ей всё потребно было. И порвалась. Не до конца, да и нестрашно сие, но… — промолчала девица.

— Кажется понял, — прикинул я. — И что, только из-за жалости?

— Нет, конечно! — аж возмутилась Мила. — Знает Люц много, интересная собеседница, да и ко мне неплохо относится. Хорошая подруга, просто я тебе про то, с чего мы столь плотно общаться начали. Понимание потом пришло, а первое время жалость была, да, — кивнула она.