Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

Собственно, так до вечера в кабинете и просидели, даже трапезничали тут же. Причём, поругались не раз и не два, вплоть до “мальчишка-фантазёр!” и “престарелый ретроград!” Впрочем, было сие вполне рабочим моментом, и к взаимопониманию мы пришли.

— А вы, Ормонд Володимирович, часом не из купеческого семейства? — полюбопытствовал Изяславович.

— Ежели вы, Всеслав Изяборович, про Тёрнов, то да, средний сын, — ответствовал я.

— И под началом Добрыни Аполлоновича Лешего служили? — прищурился на меня академик.

— Служил, было дело, — кивнул я. — Но, Всеслав Изяборыч, хочу отметить, не я на него похож, а он на меня! А время относительно, — буркнул я.

— Ну да, относительно, — посмеялся академик. — Вот вылитый Добрыня, только пообъёмистее. Ладно, сие пустое, Ормонд Володимирович. А так — вроде бы со всем определись. И осторожность я вашу отметил, — то ли похвалил, то ли поругал меня Глава.

Дело в том, что, как понятно, в рамках моих планов и паранойи я давал крайне “урезанный” массив данных. Общие принципы, безусловно, были, но детали, в коих архибес запрятался — нет. А сейчас, обсуждая организационную структуру и план исследований, часть сокрытого я, естественно, приоткрыл.

— Хорошо, чем вы сами заниматься хотите-то? — спросил, после паузы Изяборыч.

— Признаться, лежит у меня сердце к вычислителям, — ответил я. — Но сие нужно, важно, но полёты нужнее. Не скажете, Всеслав Изяборыч, как моё предложение приняли-то? — полюбопытствовал я.

— Вы про исследования межполисные, про совместное освоение высей пустотных, али ещё про что? — уточнил академик.

— Да про всё, если разобраться, — ответствовал я.

И поведал мне Изяборыч такие вещи: в принципе, я далеко не “самый умный”. Что я сам, если знал не твёрдо, но подозревал основательно. И руководство Полисов, как Гардарики, так данов и эллинов, довольно часто последнее время (как я понял, не менее четверти века, а то и вся полусотня лет), собирались и договаривались. И выходила у них картина, что: либо Полисы будут как Полисы, либо появятся объединения типа стран. Но не одно, а несколько. И конфликты между ними неизбежны, а по разрушительности будут таковы, что никакая межполисная грызня с ними не сравнится.

Я, признаться, был ошарашен, когда узнал, что газ, которым например бриттов травили… неизвестен. Есть пакет, опечатанный печатями тридцати Полисов. И были запасы газа сего, которые на бриттов до последнего баллона спустили.

Создатель сего газа и производитель давно почил (леший знает, сам или помогли, но и не слишком интересно), а ныне, по сей день, идут дебаты: восстанавливать ли запас, либо, а ну к бесам отраву поганую.

Но сие отступление, а по сути выходило так: решили формат Полисов сохранить. Вот только… и бритты тут подкинули проблем, да и сами Полисы: изобилие, увеличение численности, при котором педагогика всё чаще даёт сбои. Да и Полисы, как ни крути, всё же разные, ну и начались брожения людей, к глупостям подталкивающие.

В общем, куда ни кинь — всюду клин. И варианта “заокеанских Полисов”, чтобы “пар спустить”, не находится, выходит такая петрушка, что: либо вовне воевать, либо Полисы сами себя изнутри порушат, как формация необратимо изменясь.

Собственно, и поныне не стихли баталии непосредственно в Гардарике: объединяться ли и ромеев всяческих воевать, причём, после объединения они и сами нападут, к гадалке не ходи. Ну или пытаться как-то что-то переформатировать и сделать, а что — никто не знает.

— Впрочем, я, за вами наблюдая, отметил, что кивали вы речам моим. Значит, мысли вас подобные посещали, что и не удивительно: тайны для разума развитого тут и нет никакой, — выдал Изяборыч в заключение. — Так что идея ваша, хоть и было много крику “мальчишка” и прочее, — усмехнулся он, — рассмотрена президиумом гражданской коллегии Полиса и принята к исполнению. Как один из вариантов, — уточнил он.

— Благодарю, Всеволод Изяславович, за откровенность. — кивнул я. — Есть у меня идея…

— Ещё одна?! — шутливо ужаснулся Глава. — Но полно, говорите.

— Так вот, спутники мы запускать можем. Но смысла в этом настоятельного не вижу. А вот человек, в пустоте побывавший и вернувшийся… И так есть, чем Совет Союза поразить, но с таким аргументом, думаю, и даны с эллинами, не раздумывая, присоединятся. А возможно — и ромеи. Для начала, в вопросах исследований пустоты. Но с чего-то начинать надо?

— Не сказать, что идея дурна, — после минуты раздумий выдал Изяславович. — Да и Вильно приоритет однозначно закрепит, — подмигнул мне академик, на что я с мордой коварной и невинной единовременно плечами пожал. — И как вы это мыслите?

И начал я свои планы вываливать. Благо, после спутника, можно было человека хоть сейчас запустить, мощности и материалы позволяли. Но был вопрос отработки технологий. Поэтому я и двигатель с электромагнитным ускорением помянул, да и вычислители. А вот заодно с человеком и десяток спутников прихватить можно, тоже не лишним будет, да и отработка технических моментов.

— Я, признаться, Ормонд Володимирович, — уставился на меня с некоторым изумлением Глава Академии, — почитал вас талантом немалым. Но ныне зрю в вас гениальность, — выдал он.

— Да какая к лешему гениальность, Всеволод Изяборыч, воображение хорошее, — отмахнулся я.

— У Архимеда Сиракузского тоже воображение хорошее было, да и в ванной полежать любил, — выдал академик, вызвав у меня отмахивание лапой. — Ладно, сие вопрос отношения, называйте себя, как вам угодно. Но скажу вам одно — вас я в первый полёт не отпущу! — аж сложил лапы на груди Глава.

— Извольте объясниться, — отернился я.

— Извольте. Поскольку показали вы себя человеком гениальным, жизнь ваша для Полиса, а возможно, не только, чрезмерно ценна. Я решительно отказываюсь давать согласие на ваше участие в экспериментальном полёте! — заявил этот рабовладелец.

— Жизнь сия, пока, невзирая на гражданство, МОЯ собственность, — ровно выдал я. — Это, Всеслав Изяборович, будет раз. Далее, вы про опасность речёте. Это МОЯ разработка! И запуска, до тех пор, пока точно и однозначно установлена безопасность полёта — не будет. А коли всё безопасно — так какая к лешему разница, кто полетит?! Я смертников запускать не намерен! Это будет два. И у меня, банально, Всеволод Изяборович, тщеславие есть. Хочу быть первым человеком в пустоте, ради этого всё и начато. Мечта моя такая, и ежели меня её лишить — “чрезмерная ценность” моя может и нулём обернуться. Это будет три, — выдал я.

— Всё сказали? — полюбопытствовал академик.

— Мата было в три раза поболее сказанного, но его я опустил. — признал я.

— Это вы молодец, что опустили, — покивал собеседник. — Вот же вы терн, Ормонд Всеволодович.