Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

— Ормоша-а-а, — позвала меня овечка, пальчиком тыкая в корпус терапефтический Академии.

Признаться, для начала я слегка покраснел. Потом овечку мою, разумницу, поцеловал всячески. А потом плюнул на график, да и потопал к терапефтам.

И не мгновенно, но через недельку обзавёлся хорошей такой бородкой на подбородке, с усами. А у Милы появилась новая секретарская обязанность — усы мои воском умащивать и завивать. У неё на диво быстро и ладно выходило. Тогда как мои попытки… вызывали у меня лично — страх, а у девочек моих — смех. И стройнила меня бородка, солидности добавляла, не без этого. Даже Всеслав Изяборович, узрев, одобрительно покивал.

Собственно, организационные вопросы еще несколько дней тянулись, пока, наконец, я с Милой рядом, да сотрудниками новыми, не приступил к новому проекту, “запусти Тёрна в космос” рекомому.

И началась суета, исследования и разборки всяческие. Вообще, я не раз и не два проклинал свое “сделать, проверить, поэкспериментировать”. Потому что вместо долгой, нудной, с кучей ошибок, причём не невинных, работы, можно было запиннуть на низкую орбиту ведро с одарённым и спокойно вернуться.

Не с меньшим энтузиазмом я мысленно слал кары и прочее неудобье на Изяборыча вообще, а также двух пенсионного возраста развалин в частности. Эти типы, вроде как "комиссия по безопасности полёта" с упорством, заслуживающим лучшего применения, являлись первое время раз в неделю, а несколько позже — раз в две недели. И задавали вопросы, в стиле: “а что будет если?”

Видимо, в ихней додревней юности, были эти кадры знатными вредителями, душегубами и палачами. Поскольку столь богатому воображению, в части поломок, неполадок и прочего подобного, причем непременно летального для пользователя толка, позавидовал бы кто угодно. Из тех, кому это интересно, безусловно.

А, помимо всяческих раздражающих моментов, вышло у меня так: “космической программой" под моим началом занимались два академика: один мой заместитель, второй более демиург, нежели исследователь. И полтора десятка лаборантов различного типа. Собственно, в данном, конкретном, случае иерархический статус был не столь важен, поскольку дело новое.

Реактивное движение и движители подмял под себя Лавр, против чего я не возражал совершенно: диалог с дядькой я наладил. Разработками рулили его замы, которым после моего третьего визита на тему “ваши рукосуи творят неудобоваримую дичь” был дан руководящий указ вот ентого конкретного Ормонда слушать. Ценным егойным указаниям внимать, Лавра дёргая только в случае совсем уж непреодолимых противоречий.

Слушали, внимали, даже выдали со временем весьма любопытное решение (момент с прижиманием заряженного потока плазмы к катоду изящно решили, разместив его в основании сопла).

И вышел двигатель, в котором мегаватты одарённого более чем пригодились. Переводились в реактивное движение с весьма пристойным КПД, причём для большого пустотного аппарата с несколькими двигателями выходило вообще сказочно: экономия топлива запредельная, скомпенсированная “скоростью истечения”. Но и однодвигательной ракете на одного человека выходило весьма и весьма пристойно.

Ну а далее бюро Лавра билось в двух направлениях, причём, подчас, весьма оригинально. Например, невзирая на изящный выверт с катодом, стенки сопла прогорали. Температура плазмы алхимической смеси была крайне высока, а компоненты — химически активны. Да и магнитные поля вкупе с ионизацией давали не самые приятные для металла параметры. Было это оправдано скоростью выброса, что понятно, приятно, но ни беса для многоразового корабля не годилось.

Соответственно, лаврушечные разработчики, для начала, вообще избавились от реактивного сгорающего топлива. Вот как от класса, заменив его перегретым инертным газом, который, как понятно, в реакцию с материалом сопла, по причине своей инертности, не вступал. Решение изящное, но режущее КПД в разы, так что от него отказались. В итоге облицевав сопло движителя керамикой, которая не прогорала, а, со временем, “стиралась” от потока плазмы.

Однако, во-первых, это было не слишком быстро. А, во-вторых, могучий интеллект одного пухлого типа, разродился мыслью и вправду изящной. И стала облицовка сопла сменной вставкой. Одноразовые керамические “патроны”, вставляемые в сопло, меняемые по мере износа. Самая прелесть этого решения была в том, что одарённый, в той же пустоте, глушит двигатель… и, эфирным телекинезом, не покидая пустотный аппарат, меняет “патрон”. И всё.

А в результате, мы получаем бонусы ядовой алхимической смеси, дающей весьма высокие показатели истечения плазменного потока и, соответственно, тяги. При этом, десять мегаватт одарённого, с КПД порядка шестидесяти процентов, прилагаются к этому потоку и выдают соответствующий кинетический… импульс. Практика показала, что конденсирование и выброс импульсом через равные промежутки времени ещё выгоднее, откуда, собственно, и нарисовались эти шестьдесят процентов.

Вторым же направлением битья “изыскательной лаборатории реактивного движения” было создание реактивных аэропланов, на что я, признаться, плюнул: неинтересно и, как по мне, не слишком нужно. Но сотрудники Лавра работали в поте лица своего, не без этого. В ту же степь, в смысле моего отношения, шли и ракеты-перехватчики, как и зенитные. Правда, в этом случае, лаборатория просто выдала несколько прототипов движителей. Благо, прогорание сопел в данном случае было неважно. А вопросами использования, монтажа и прочим подобным, после обретения движителей, заведовали милитаристы.

Что творилось в лаборатории “электромагнитных волн”, я вообще толком не знал. Выдал списком воспоминания, под видом “воображаемых придумок”, на тему связи, радаров, высотомеров и прочей радиопакости. Сотрудники лаборатории электромагнитных волн работали, что-то у них выходило, но мне было, признаться, не до того.

А вот с лабораторией полупроводников, по итогам, вышло так, что она оказалась моей “второй”, в смысле руководства. Слишком уж я влез в её дела. После чего, её руководитель, матерно меня обругав, оставил её на меня с замами и секретаршей.

Ну и нахрен его, ретрогада престарелого, мысленно послал я заслуженного деда. Вот только опять зажал себя в тисках цейтнота и неудобья. Что, впрочем, компенсировалось тем, что от дела знакомого, перспективного и того, чем я в итоге хотел заниматься, я не отрывался.

По результатам, у нас даже получилась средняя интегральная схема, на восемь сотен элементов. Весьма пристойная работа, а уж про перспективы говорить страшно… В смысле того, что уже начиналось программирование, логические элементы… Которые в Мире знал только я. И это было страшно, так что отошёл я от лаборатории. Которая занялась миниатюризацией уменьшением всего и вся, да и тратил время на составление учебников, наставлений и прочего.