Алекс Хай - В интересах государства. Аудиториум, часть 2 [СИ]

— Кое о чем догадываюсь. Но ничего не могу сделать.

Мустафин устало опустился на стул и жестом велел мне расположиться напротив. Куратор обхватил голову руками и обреченно вздохнул.

— Я уже три года охочусь за этой Темной Аспидой. Пытаюсь хоть что-то о них выяснить. Но каждый раз, стоит мне хоть немного приблизиться к этой загадке, как случается какая-то чертовщина.

— Мне казалось, Орден Аспиды — старейший в Аудиториуме, — возразил я. — Да и никто его не прячет. Многие хотят попасть в него, и конкурс открытый… Или это две разные Аспиды?

— Старая Аспида — красивая ширма. А в существовании Темной многие сомневаются… Михаил, это все слухи, домыслы, и никаких доказательств ни у кого нет. Я знаю лишь то, что когда в Аудиториуме начали поднимать голову революционные настроения, в противовес ей появилась Темная Аспида. Меня перевели сюда из Константинополя три года назад, и я еще не заслужил должного доверия. В тайны меня не посвящают…

— Но вы все же что-то разнюхали, — настаивал я.

— На уровне легенд. И судя по тому, что я наблюдаю, лучше в это не лезть. Жизнь дороже.

С этим было трудно не согласиться. Но раз уж я влез в это по самые помидоры, мне сворачивать с дорожки было поздно.

— Я знаю лишь то, что Темная Аспида существует и за пределами Аудиториума, — сказал куратор. — Знаю, что в этот Орден входят некоторые очень влиятельные аристократы. Но имена мне неизвестны. Они слишком тщательно конспирируются. Даже сейчас в живых не осталось никого, кто мог бы рассказать о задании для Меншикова и остальных.

— Денисов, — подумав, сказал я. — Меншиков обмолвился, что Денисов отказался идти с ними. Значит, он в курсе. Но я не знаю, кто из них получил задание. Присмотрите за ним, ладно?

Мустафин поднял на меня глаза.

— Конечно. Никому ни слова о ритуале, ясно? Только ректору. Надеюсь, произошедшее заставит его обратить более пристальное внимание. Хотя веры в это немного…

— Почему?

Мустафин наградил меня многозначительным взглядом.

— Как думаешь, расцвели бы эти радикалы в Аудиториуме без высокого покровительства?

Я пожал плечами.

— Пожалуй, нет.

— Так что молчи, если дорога жизнь. Впрочем, я уже не знаю, Соколов, что с тобой делать. Оставить здесь — значит, подвергнуть риску… Выпинать тебя — так сразу же сожрут безутешные князья…

В дверь кабинета торопливо и настойчиво забарабанили.

— Не сейчас! Занят! — рявкнул Мустафин.

Но, к его негодованию, дверь все же распахнулась, и на пороге возник запыхавшийся сотрудник в мятом кителе с шевронами, изображение на которых мне было незнакомо. Два скрещенных ключа.

Мустафин открыл было рот, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но вошедший тут же затараторил:

— Савва Ильич, нижайше прошу прощения. Его высокопревосходительство…

— Знаю, что ректору уже доложили. Тебя зачем прислали?

— Савва Ильич, дело в том, что Владимир Андреевич требует к себе задержанного Соколова на аудиенцию. Немедленно. Так и распорядился — прямо сейчас.

Мустафин взглянул на меня не то с сочувствием, не то с тоской, и тяжело вздохнул.

— Ну вот, разбудили лихо… — Но возражать он даже не подумал. — Теперь всем обеспечена бессонная ночь. Ладно, Михаил, поднимайся. Пойдем.

Служка замялся и принял виноватый вид.

— Эээ… Савва Ильич, простите великодушно, но у меня особое поручение относительно Соколова.

— Господи, да что еще? — раздраженно прошипел куратор.

— Его высокопревосходительство требует к себе только Соколова. Он желает повести допрос лично и без свидетелей. Конвой мне выделили. Мы сами сопроводим задержанного.

И тут Мустафин начал выходить из себя.

— Какого черта? — побагровев, рявкнул он. — Это не по уставу.

Молодой человек отточенным движением поправил китель и встретил яростный взгляд куратора ледяным спокойствием.

— Прошу вас, Савва Ильич, не задавайте вопросов и не препятствуйте внутреннему расследованию. В противном случае у его высокопревосходительства появится повод для личного разговора и с вами. Я бы не хотел докладывать Владимиру Андреевичу о вашем сопротивлении в столь неподходящий момент.

Мустафин замолчал, но вцепился в столешницу обеими руками так крепко, что побелели костяшки пальцев.

“Это плохо?” — ментально спросил у него я.

“Я не знаю”.

— Михаил Николаевич, — с подчеркнутой вежливостью обратился ко мне посланник ректора и даже протянул руку, — прошу за мной.

Я настороженно взглянул на протянутую руку посланника. Заметив мое замешательство, он улыбнулся — понимающе, почти ласково.

— Нет нужды бояться, ваше сиятельство, — сказал молодой помощник. — Вам не причинят вреда без веской необходимости.

— Что-то это меня не особо утешает, — вздохнул я, но поднялся с кресла.

Все равно выбор у меня сейчас был невелик, да и за дверью кабинета дожидался конвой, который, случись что, в два счета скрутит меня в бараний рог. Так что придется быть паинькой.

И все же беспокойство меня не отпускало, а я никак не мог понять, почему. С одной стороны, личный допрос у ректора — вполне логичное развитие событий. Все же имела место не рядовая драка, а попытка убийства, обернувшаяся смертью самих убийц. А уж с учетом перечня фамилий наших мертвецов, вполне справедливо, что ректор решил вмешаться лично.

Но все равно мне было стремно. Ибо я понятия не имел, чем этот визит мог закончиться для меня и моих сообщников. Во что же я их втянул, сам того не желая…

— Тем не менее, не стоит заставлять его высокопревосходительство ждать, — взяв себя в руки и уняв дрожь в пальцах, проговорил я. — Прошу, ведите.

Уже у дверей я обернулся и встретился взглядом с Мустафиным. Савва Ильич слегка кивнул мне, а в голове я услышал его голос:

“Будь осторожен”.

Ну куда уж без этого?

Едва двери кабинета куратора закрылись, мой сопровождающий кивнул дожидавшимся нас людям в форме сотрудников внутренней безопасности и протянул мне руку для пожатия.

— Приношу извинения за то, что должным образом не представился. Станислав Янович Любомирский, войтош его высокопревосходительства.

— Михаил Николаевич Соколов, как вы уже знаете, — ответил я на пожатие. — Войтош? Боюсь, мне незнакома эта должность.

Любомирский слегка улыбнулся. Я заметил, что у него были разные глаза: один — золотистый, почти желтый, а второй — темно-карий. Интересная гетерохромия.

В остальном же он выглядел как многие из встреченных мной здесь выходцев из польских аристократических семей: неплохо сложен, с изящными чертами лица, русоволосый и идеально выбритый. Разве что держался отстраненно, даже при всем напускном дружелюбии.

— Войтошами здесь называют ассистентов или, если угодно, личных помощников представителей высоких чинов, — пояснил Любомирский. — Увы, высокопоставленным сотрудникам Аудиториума не справиться своими силами или силами одних лишь секретарей из простолюдинов. Для выполнения более ответственных задач существуем мы.