Андрей Кощиенко - Айдол-ян. Книга 4, часть 4. Смерть айдола [СИ : с илл.]

— «Их предложение»?

— Да. Они сказали, что понимают сложность ситуации, в которой оказалось руководство страны, и предлагают вариант её решения. Конечно, они хотели бы выполнять свою работу, за которую им ежемесячно платит государство, но, в данный момент, контрразведчики считают, что нужно быть патриотами. И готовы взять ответственность на себя.

— Э… это да. — наклонив голову подбирает слова министр. — Действительно, весьма своевременное проявление патриотизма в его лучшем виде. Но…

— Не будет ли такое решение всё-таки признано незаконным? — спрашивает он. — И нет ли опасности, что Пак ЮнМи всё же замешана в противоправной деятельности?

— Версия о том, что она шпионка, — не выдерживает никакой критики. Так мне сказали в NIS. — отвечает сотрудник. — Что касается законности, то в этом случае нарушения нет. Опять же, — с их слов, господин министр.

— А как на это отреагирует сама Пак ЮнМи? Она согласится на это? Всё-таки, это её самчон?

— Не знаю, насколько сильны их родственные отношения, но, думаю, чисто утилитарный подход в этом случае восторжествует над эмоциональным. Занятие шпионской деятельностью карается сроком от пятнадцати лет каторжных работ. Контрабанда — каторжными работами сроком в пять лет. Если суд придёт к решению объединить сроки по каждому обвинению, то это уже двадцать лет. Пак ЮнСок не стар, но и не молод. Вполне возможно, что Агдан вообще больше не увидит своего дядю. Зачем разрушать свою дальнейшую жизнь ради человека, который, считай, уже фактически умер?

Министр наклоняет голову к плечу и делает выражение лица, показывая, что, — «да, конечно, но тем не менее, всё же, как-то… пфф»…

— Я понимаю ваши сомнения. — говорит сотрудник, в ответ на эмоциональную реакцию министра. — Но, тем не менее, в данный момент это единственный вариант, который позволяет выйти из ситуации без потери лица.

— Остаётся, чтобы Агдан согласилась. — отвечает министр.

— Думаю, проблем не будет. В случае возникновения трудностей можно будет обговорить ситуацию с её семьёй. Объяснить все плюсы и минусы, которые они и сами наверняка понимают. Уверен, что они донесут их до Агдана.

— Ну хорошо. — соглашается министр. — Раз это единственный способ для Кореи не потерять лицо в глазах Франции и Европы, — поговорите об этом с Агдан.

— Будет сделано, господин министр. — наклоняет голову сотрудник.

Время действия: первое октября. Ближе к вечеру.

Место действия: воинская часть

«Чё за хрень?» — это первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я услышал предложение забыть о дяде ЮнСоке.

Это было первое, как говорится, — самое первое впечатление, которое, как известно, самое правильное. В данный момент, когда эмоции несколько утихли, в дело включился разум, принявшись раскладывать всё по полочкам, подсчитывая плюсы и минусы. Вот, сижу. Соображаю. Уже знакомый мне капитан ДжунХо, сделавший предложение, от которого, как я понимаю — «нельзя отказаться», тоже сидит и терпеливо ждёт, до чего я додумаюсь.

Не, я конечно понимаю, что в каждой местности существуют свои замечательные «старинные обычаи», например, — снять скальп и радостно с ним бегать. Но я же, блин, в другой местности вырос! В которой, — всё иначе! И чё мне теперь делать? Если рассуждать логично, то ответ очевиден: дядю ЮнСока, скорее всего, я действительно больше не увижу, если ему впаяют двадцать лет отсидки. И мне он, собственно, по факту — чужой человек. Но, блин, как он будет отбывать свою «двадцатку», зная, что его бросили? Ещё и в свиданиях откажут. Скажут, — с посторонними людьми нельзя, только родственники. А родственники, — пи-уу, самоликвидировались! И как я как я буду смотреть в глаза маме и СунОк? Они мне этого не простят. Ведь дядька две семьи на себе волок. Нельзя с ним так, — злом заплатить за предобрейшее.

А с другой стороны, — это ж крику будет, если не откажешься! Культурная часть делегации накрывается медным тазом, и я вместе с сонбе никуда не еду. ЮСон будет в шоке, агентство такого мне тоже никогда не простит. Или простит, но потом, когда землёй закидают и крестик в холмик воткнут. А там ещё ЧжуВон собирается с помощью моей «Эммануэль» всех парижанок окучить. И генералу, моему протеже, звиздюлей от начальства прилетит. А ещё в Корее толпой бегают хейтеры, в поисках точки сброса избытка ненависти, образовавшейся у них от участия в ученическом процессе. Они точно на говно изойдут, пытаясь извести на него меня. Эх, почему же я не реинкарнировался в нормальной стране, где всем на всех пофигу? Происки ГуаньИнь, не иначе.

— Если вам сложно принять решение, сангса, вы можете обратиться за поддержкой к своей семье. — говорит капитан, которому, видимо, надоело созерцать задумчивого меня.

Семье?! Как говорится, — «я фигею, Клава»! А вот, кстати, вопрос.

— Прошу прощения. — говорю я, не желая вспоминать, что по этому поводу написано в законах. — Вы мне объясните, а то не совсем понятно. Мой возраст считается несовершеннолетним. Могу ли я принимать такие решения?

— Согласно законодательству, — вы можете это сделать по достижению восемнадцатилетнего возраста. — получаю я ответ.

Ага, очередные «старинные местные обычаи». Вроде того, что возраст согласия — тринадцать лет, а в брак вступать можно лишь совершеннолетним.

— Понимаю. — говорю я. — Спасибо.

— Вы пришли к какому-то решению, сангса? — спрашивают меня с оттенком участия в голосе.

Вот, блин! Придётся заявлять о своей позиции. И ведь не спихнёшь ни на кого. Что же так всё уныло?

— Да. — вздохнув, отвечаю я. — Господин капитан. Пак ЮнСок — был, есть и навсегда останется моим дядей. Я никогда не откажусь от него.

Пару секунд смотрим в глаза друг другу.

— Понимаю, что сейчас вы находитесь в неустойчивом эмоциональном состоянии. — нарушая тишину, говорит мне капитан. — Предлагаю сделать перерыв, после чего — встретиться и обсудить ещё раз. За это время эмоции улягутся, и вы сможете спокойно всё обдумать.

— Не нужно. Я приняла решение и не передумаю.

Офицер откидывается назад на спинку своего стула и смотрит на меня оценивающим взглядом.

— Вы понимаете, что ставите под удар свою дальнейшую судьбу? — спрашивает он.

— Невозможно поставить под удар свою судьбу. — отвечаю я. — Что бы человек ни делал, — он делает это в внутри неё. Нельзя, что-либо изменив в жизни, пожить, а потом вернуться назад и, для сравнения, прожить этот кусочек жизни ещё раз, но уже без изменений. У человека всегда есть судьба. От своего первого до последнего дня. А вот уже внутри неё, — есть решения, которые человек принимает с соответствующими последствиями…

Капитан смотрит на меня. Я гляжу на него.

— Ваше решение поставит под удар многих людей. — говорит он. — Ваших сонбе в группе, директора агентства, его работников. Они не заработают денег.