Андрей Кощиенко - Айдол-ян. Книга 4, часть 4. Смерть айдола [СИ : с илл.]

Я в ответ пожимаю плечами.

— Господин ДжунХо. Перечисленные вами люди, — участники рискового бизнеса. Поэтому все они постоянно эмоционально готовы к убыткам в результате провала. Если подумать, ситуация со мной мало отличима от ситуации с внезапно забеременевшей участницей. Ну да, — выступать дальше нельзя. Да, — провал, убытки. Позволяют финансы — отлично. Встали, отряхнулись, взяли новую девочку и пошли дальше, до следующего раза.

— А если финансы не позволяют? — прищуривается ДжунХо.

— Тогда — разбегаются. — снова пожимаю я плечами. — Такое происходит сплошь и рядом. Не вижу смысла отказываться от родного самчона ради столь банального события, случающегося в корейской развлекательной индустрии по нескольку раз в месяц.

— То есть, вам будет безразлично, когда ваши сонбе окажутся без работы, — я вас правильно понял?

— Вообще без работы мои сонбе не останутся. Просто не заработают на данном конкретном случае. Кстати, никто за Францию нам платить не обещал, господин капитан. Чистая благотворительность, без которой можно спокойно прожить.

— Директор ЮСон разорвёт с вами контракт. — предупреждают меня.

Представив картину, на которой ЮСон в образе бога изгоняет меня из агентства на улицу, аки из рая, я широко улыбаюсь собеседнику.

— Открою вам тайну, господин ДжунХо. — говорю я. — Не стоило бы об этом говорить, но директор и я, — последнее время уже начинаем мечтать, чтобы, наконец, случилось то, о чём вы сейчас сказали. К сожалению, мы настолько крепко повязаны между собой финансовыми отношениями, что следует приложить массу усилий, чтобы из них вырваться. Я с огромным удовольствием уйду из агентства.

С насмешкой смотрю на собеседника, весьма удивлённого моими откровениями. Похоже, он такого явно не ожидал.

— А ваша семья? — подумав, спрашивает он. — Если ваши заработки упадут, то наверняка это доставит ей финансовые неудобства.

Я снова улыбаюсь в ответ.

— Господин капитан, открою вам ещё одну тайну. Отчисления от исполнения моих произведений сторонними артистами достигли уже такого уровня, что я могу несколько лет сидеть на попе ровно, получая при этом доход выше десяти миллионов вон в месяц. Потом, со временем, — поступления средств, конечно, упадут, но до того момента я могу вообще ничего не делать.

ДжунХо снова оценивающе смотрит на меня, но уже с явно видимым оттенком уважения во взгляде.

— У нашей семьи нет острой необходимости менять дядю на деньги. — подвожу итоги нашей беседы. — Я достаточно зарабатываю.

— Рад за вашу семью.

— Спасибо.

— Но раз так, наверное, — пришло время отблагодарить государство, которое создало все условия, чтобы вы и ваша семья чувствовали себя уверенно и благополучно? Проявить свои патриотические чувства и пойти навстречу его просьбе?

Смотрю с подозрением на собеседника. Пытаюсь понять — прикалывается он, или действительно — «отчизнолюбец»?

— То, что моя семья и я вместе с ней чувствуем себя уверенно, — это исключительно моя заслуга. — отвечаю я капитану. — Государство тут не причём. Наоборот, — к нему полно вопросов, на которые никак не получу ответы.

— На какие именно вопросы вы ждёте ответы, сангса?

— Мне хочется узнать, кто разрисовал стены нашего семейного кафе. Кто напал на мою маму и онни? Кто в «Кирин» светил мне в глаза лазером? Почему какие-то придурки могут швырять мне в лицо гнилые фрукты, оставаясь безнаказанными? Я заплатила уже целую гору налогов, а полиция не спешит защитить ни меня, ни моих близких, от слова — вообще. Я честно веду дела с государством, а вот оно куда-то тратит заработанные мною деньги, ничего не давая взамен!

— Государство тратит деньги на то, что считает необходимым и важным. — помолчав, нравоучительно произносит ДжунХо. — Например, на оплату медицинских услуг лицам, не достигшим совершеннолетнего возраста. Вы тоже получали бесплатную медицинскую помощь, когда находились в больнице с амнезией. Не так ли, сангса?

Задав вопрос, контрразведчик смотрит на меня, ожидая ответа. Ну да, было такое дело.

— Я уже вернула всё, что на меня было потрачено. — говорю я, желая оставить последнее слово за собой, хотя понимаю, что стою на скользком пути, на котором можно легко проиграть.

— Вполне возможно, что это так. — не споря, кивает капитан. — Но есть ещё тысячи подростков, которые никогда не смогут сделать подобного. Как вы предлагаете поступить с ними? Отказать в помощи?

— Создаётся впечатление, что полиция вообще денег не получает. Всё уходит на медицину. — продолжаю я вредничать, не желая сдаваться.

Не, ну а чего? Если собирается этим подвести меня под «патриотизм», то ничего у него не получится.

— То есть, сангса, вы хотите, чтобы полиция нашла и покарала ваших обидчиков. Тогда вы готовы пересмотреть уровень своей лояльности к государству. Так?

— Нет, не так. Просто хочу, чтобы все выполняли свою работу как положено. Например, — я работаю в области музыки. Стала первой в истории Кореи номинанткой на премию «Грэмми». Претензии к моей работе есть?

— Нет. — помолчав, отвечает капитан. — Претензий нет.

— А у меня претензии есть. Если я хорошо выполняю свою работу, результатами которой пользуются другие, — тогда почему я не могу требовать от полицейских того же? Почему какая-то сволочь смеет кидать в меня гнильём?

— Вас так сильно задел этот эпизод?

— Я акцентируюсь на нём, поскольку считаю, что его решение не стоит скорлупы выеденного яйца. Всё происходило в международном аэропорту, увешанном видеокамерами, как новогодняя ёлка — игрушками. Потом, наверняка, кто-нибудь похвастался о своём «подвиге» в фанатских чатах. Разве полиция не в состоянии пересмотреть запись видео и организовать мониторинг открытой переписки? Что они тогда могут вообще? Я уже не прошу найти виновников нападения на мою семью, поскольку понимаю, что в тот момент вечерело и, возможно, было мало камер. Я смирилась, решив, что для полиции сработать в таких условиях — это космос. Но в Инчхоне-то, можно уж было найти виновных? Однако до сих пор никто даже пальцем не пошевелил! И вы взываете к моим патриотическим чувствам в отношении страны, которая ничего не делает для меня?

— Вы настолько сильно злопамятны? — помолчав, интересуется капитан.

«Чё-т я «раскочегарился», — с чувством лёгкого раскаяния думаю я. — Какой-то беспредметный разговор. То ли меня профессионально раскручивают на проявление эмоций, то ли месячные скоро… Пфф»…

— Не знаю. — отвечаю я на вопрос. — Не помню, какая я была раньше. Возможно, причина в улучшившейся памяти. Я не забываю.

— Понятно. — коротко произносит капитан и возвращается к началу беседы. — Как я понимаю, — в результате нашего разговора компромисс с вами достигнут не был. Так?