Д Замполит - Провокатор

Крестьян пришло четверо. Да все в парадно-выходном виде, никаких лаптей, справные сапоги, обильно умащенные дегтем, да почти новые армяки. У одного так вообще плисовые штаны в полоску и тулуп. Расчесанные на пробор волосья, бороды лопатами, но не запущенные, а стриженные. В общем, вида вполне благообразного. Как выяснилось, утром они приехали на рынок, потом зашли в церковь и только потом сюда - ну чисто конспираторы!

Поклоны бить не стали, так, перекрестились на образа да слегка обозначили приветствие наклоном головы и молча застыли на пороге, с вопросом в глазах: какого хрена тебя надо, анженер? Ежели объегорить собрался - даже не думай, мы сами с усами.

Впрочем, настороженность слегка растаяла при виде накрытого просто, но обильно стола - гречишные блины, к ним заедки, грибочки-соленья, селедка, да вареная картошка в роскошном черном чугунке, пироги, да еще мы выставили два штофа водки. А еще больше мужикам понравилось, когда я поздоровался с каждым за руку и не чинясь пригласил рассаживаться.

Мы не торопясь разлили по первой, чокнулись сверкающими гранеными рюмками, выпили за знакомство и обстоятельно закусили. Мужики ели несуетливо, старательно показывая, что не голодны, но выставленное угощение уважают. Еще бы, городские настоящей смирновской привезли, сам американский инженер за руку поздоровался и за стол с ними сесть не погребовал.

После второй, когда все немного насытились, перешли к делу. Мы-то все обговорили заранее, и я отдал инициативу в разговоре молодежи.

- Сколько в лучшие годы урожай снимаете? - начал Савелий

- Сам-шесть, - ответил Никифор Рюмкин, двоюродный дядька Мити и старший из кузякинцев.

- Ой, не привирай, Василич, сам-пять, да и то, только раз на моей памяти было, - тут же поправил его мелкий и шебутной Давид, тоже Рюмкин.

- Ну сам-пять, - степенно согласился Никифор, - но бывало и сам-шесть.

- А сколько в образцовом хозяйстве у Мекков снимают? - продолжил Губанов.

- Сам-пятнадцать, - завистливо сказал третий из мужиков, Василий Баландин, - ну так у него и сеялки и плуги немецкие и кони нашим не чета.

- А земли сколько у каждого?

Это был больной вопрос. Три десятины ни разу не чернозема на семью - и вертись как хочешь. И вертелись - уходили в города на заработки, занимались ремеслами, землепашествуя лишь по необходимости.

- Десятины по три, некоторые еще пару-тройку в аренду берут.

- А почему так получается, что с одной вроде бы земли у вас еле-еле сам-пять, а рядом - сам-пятнадцать? - я решил что хватит ходить вокруг да около. - Причем не только здесь, вон, на Волге точно так же, у наших сам-десять, а у немцев-колонистов - сам-тридцать!

- Так то немцы! - дружно загалдели сельские. - Оне все по порядку делают! У них агроном же! Наделы большие, чересполосицы нет.

В голосах сквозило неподдельное возмущение и искрення зависть.

- А что вам мешает? - гнул в нужную сторону Савелий.

- Эка, сказанул. У нас-то полоски по десятине в лучшем случае, да каждый сам себе на уме, - возразил четвертый, самый мрачный из всех, Павел Свинцов.

- А если объединить и обрабатывать сообща?

- Так передеремся же! - хмыкнул Свинцов. - Оно завсегда так случается. Каждый же свое гнуть будет! И агронома у нас нету!

Савелий с легкой насмешкой поинтересовался у него:.

- И что, выходит вас силком к собственному довольству тащить надо?

Мужики насупились и замолкли, Никифор помял бороду и наконец выдал:

- Нда, выходит, что без начальника никак…

- Мужики, а вот послушайте, что я вам предложу, - влез в разговор и я, отставив тарелку с дымящейся вареной картошкой и показывая на Митю. - Вот вам сидит целый агроном в начальники. Это раз. Вы собираетесь в артель. Это два. Выкупные платежи я беру на себя, но только если вы Дмитрия слушаться будете и никакого раздрая у вас не будет. Это три. Мы считаем, что сам-шесть можно получить уже в первый год, на это и рассчитывать будем. Это четыре.

- А непогода? А вымерзнет или градом побьет? - загалдели кузякинцы.

- Все, что недоберете до сам-шесть, я возмещу. И вообще все возможные убытки и протори в этот год я беру на себя, но за это чтоб слушались как отца родного и никакого своеволия. Еще раза два в месяц будет приезжать ветеринар, смотреть за вашей живностью.

- Че, такой же молодой? Да что он знает? - фыркнул Павел.

- Знает-знает. А чего не знает, у своих учителей спросит.

Кузякинцы замолчали. Видимо в головах крестьян начали крутится колесики и щелкать счеты - при таком урожае можно вздохнуть, да еще если выкупные не платить…

- Не, не выйдет, - после раздумья высказался Никифор Рюмкин.

- Почему же?

- Да кулаки наши не допустят, чтобы мы из ярма вылезли. Как начнем выбираться - сразу должок предъявят и все, поминай как звали, - с этих слов Синцов, у которого были свои счеты с деревенской “элитой”, еще больше помрачнел и начал ковырять блин вилкой.

- И много деревня должна?

- Ну… я три рубля, да Никифор пять, Давид, ты сколько? Тоже пять? - долгов Павел насчитал рублей сто пятьдесят на всю деревню.

- Ладно, выкуплю я эти долги, - даже без патентных доходов такое я потянуть смогу.

В глазах мужиков плеснулось недоверие. Еще бы, что-то дядя слишком добрый, не иначе облапошить собрался. Был бы я посторонним - послали бы нахрен и все, но за меня были свой для мужиков Митя и несбыточная мечта вырваться из нищей жизни. Так что спросили они почти в один голос:

- А тебе, анженер, зачем это надо?

Выкладывать идеологически верную причину о создании строя цивилизованных кооператоров было явно неуместно, поэтому пришлось озвучить более приземленную версию.

- Дело затеваю в Москве, большое, для него продовольствие нужно. На перекупов надежды нет, в любой момент могут цены вздуть или продать на сторону.

- Так купи землицу да и дело с концом!

- Я американец, мне не продадут, нельзя. Вот и приходится придумывать, как вывернуться. Артель же - нам всем выгода. Вам жизнь без долгов, мне поставки продовольствия.

- Хм… а барин что скажет, его же землю арендуем? - продолжал выискивать подводные камни Павел.

- Николай Карлович? Говорил с ним, он мешать не будет, напротив, если у нас получится, он такие артели у себя будет делать - своих путейцев кормить.

С фон Мекком я действительно советовался про кооператив, как только стало ясно, что земля вокруг Кузякино - его и племянника Владимира. С последним, художником-любителем, я пару раз встречался в Литературном кружке, а вот встречу с дядей мне организовал Собко, который, кажется, лично знал всех железнодорожников в стране. Ну, во всяком случае, председателя правления Московско-Казанской дороги он знал точно. Николай Карлович был до кучи членом Русско-Американской торговой палаты, так что мы сразу нашли общий язык. Проектом его заинтересовал, особенно когда я намекнул, что надо будет в случае успеха заменять конское поголовье в артели на тяжеловозов, разведением которых он сильно увлекался.