Петр Ингвин - Зимопись. Путь домой. Веди

И оттого, что выяснялось в игре, мне на душе становилось все гаже и гаже.

Я предложил новые условия:

– Пусть Ева стоит спиной, когда я начну ее догонять.

– Тогда Ева тебя не увидит, – озаботилась она.

Значит, в активной игре (вместо которой я по аналогии представлял схватку) Ева не полагается на слух в такой же мере, как на зрение. То есть, зрение главнее. Это уже кое-что.

– Я побегу издалека, а Ева пусть убегает в любой момент, когда захочет, мне больше не нужна фора.

– Без форы ты даже не приблизишься к Еве.

– Пусть Ева убегает в самый последний миг, тогда будет интересно. Самое важное в игре – это…

– Удовольствие! – перебила Ева.

– Не только. Еще больше – впечатления. Когда вспоминаешь приятно проведенное время, то особые впечатления дают не постоянные выигрыши, а, например, как ты выиграл в тот миг, когда чуть было не проиграл.

То, что выглядело игрой, для меня игрой уже не было. Для Евы – было. Отвернувшись, она дождалась моих приближавшихся шагов и сорвалась с места, когда между нами оставалось примерно четыре шага. Похоже, я нащупал минимум, на который хватило ее нервов. То есть, подпускать меня ближе она боялась.

Информация получена. Пока непонятно, насколько она ценна, но выиграть в большом смысле однажды мне позволит знание именно таких мелочей

– Есть еще похожая игра, – сказал я. – Сейчас сделаю реквизит.

– Чего?

– Снаряд.

– Наряд?

Ева не знает снарядов. Тоже важная информация.

Узнать бы, что она знает. Пули? Яды? Заклинания? Бластеры и вакуумные бомбы?

– Снаряд – это такая вещь, которой Ева и Чапа будут кидать друг в друга, а правила игры те же, как в догонялках: нужно убегать, чтобы второй не попал.

Снарядом выступила рубаха одного из убитых, многократно перевязанная веревкой таким образом, чтобы превратить ее в подобие мяча. Сначала, когда идея только появилась, я хотел кидать обычный сапог, но здравый смысл восторжествовал, и только поэтому обошлось без членовредительства. Первым же ударом мяча Ева едва не свалила меня с ног. Даже не верилось, что такое возможно. Вроде бы, обычная тряпка, а боль – как если вместо волейбольного мяча в спину прилетит со всей дури запущенный баскетбольный.

От моих бросков Ева легко уворачивалась. Еще бы, если ей даже стрелы не помеха. Но я, опять же, обращал внимание на мелочи. Спиной ко мне Ева больше не поворачивалась. Боязнь нападения сзади можно отметить как возможность для будущей атаки. Копье, стрелу, нож или камень со спины Ева может пропустить, что отвлечет внимание и, возможно, даст время приблизиться для решающего удара по шее.

– В эту игру можно играть на конях, – сообщил я как бы между прочим.

И на этот раз сработало!

– Седлай, давно пора ехать.

Только бы виновным в задержке не сделали меня. С Евы станется. Я помчался в конюшню.

– Ты говорил, что для путешествия знаешь и другие игры, – донеслось вслед.

– Много! – уверил я.

Сборы заняли несколько минут, все давно было продумано. Две лошади для нас, еще одна под поклажу. Заготовленные сумки с продуктами несколько дней дожидались в углу конюшни, чтобы не пропахли трупным запахом из кладовки. Я вывел лошадей, и только тогда Ева вспомнила про одежду.

– Где вещи Евы?

Я развел руками:

– Чапа не видел.

– Найди и принеси.

Я бросился исполнять.

Вещи Евы как сквозь землю провалились. Я обошел и перерыл все. Вопреки ожиданиям ничем не порадовали «княжеские» апартаменты – комната воеводы, в которой позже хозяйничал «князь» Хотей, а еще позже, скорее всего, ночевала царица. Мне кажется, вещи и флаг беляков царица спрятала или забрала с собой. Про намечавшийся финт Терентия с флагом она слышала – значит, вариант с обманом беляков тоже могла продумать.

Как сообщить Еве о том, что я ничего не нашел? Мои метания, начавшиеся после решения об отъезде, раздражали ее. Еще немного, и она найдет, кого обвинить во всех бедах.

Я вышел к ней с опущенной головой и, глядя исподлобья, сообщил:

– Кто-то украл вещи и флаг Евы, пока она и Чапа сидели в подземелье.

Казалось, настала последняя минута моей жизни. В глазах Евы полыхнуло, ее кулаки сжались…

– Пусть только попадутся мне.

…И кулаки разжались.

Пронесло. Не завидую тем, у кого с собой окажутся вещи крестоносцев.

– Принеси и покажи вещи и оружие мертвяков.

Следующие полчаса мы подбирали Еве наряд. В ней проснулась настоящая женщина. Что-то из предлагаемого откидывалось как длинное, другое оказывалось широким, третье – некрасивым. Выбор остановился на льняном исподнем и кожаных доспехах, собранных, как говорится, с миру по нитке. Голову увенчал шлем. Не думаю, что для безопасности, просто шлем поразил изяществом, а беляки, как я уже понял, любили все красивое. Шлем был легким и напоминал обычную остроконечную шапку, лицо не защищали ни наносник, ни нащечники, а затылок и шею не прикрыва…

Рано обрадовался. В ворохе снаряжения нашлась и была прикреплена к шлему небольшая чешуйчатая бармица для защиты шеи. Сильному точному удару по неподвижной мишени она противостоять не сможет, но кто даст мне сделать такой удар – сильный, точный, по неподвижной мишени? Моя задача усложнилась. Когда представится момент, закончить дело единственным ударом будет непросто.

Из оружия Ева взяла длинный меч и красивый нож. Ни лук со стрелами, ни копье, ни метательные ножи или топоры ее не заинтересовали. Действительно, зачем что-то кидать в противника, если скорость приближения беляка к врагу сравнима со скоростью полета копья? Проще допрыгнуть и проткнуть мечом или сломать позвоночник.

Я тоже оделся и вооружился приготовленными кривым мечом и кинжалом. Лук и стрелы, так же заранее отложенные для похода, я, поразмышляв, с сожалением оставил, они мне не понадобятся: охотиться здесь не на кого, с возможными врагами разберется Ева, а ее саму стрелы не берут. Зачем же таскать лишние вещи? Сейчас мне нужно больше заботиться о сохранении жизни. Поэтому я тоже надел шлем – тоже легкий и не столько красивый, сколько крепкий. Береженого Бог бережет.

– Может быть, вывесить флаг, – рискнул я предложить, – чтобы крепость никто не занял?

– Сейчас у Евы нет флага.

– Флаг можно нарисовать или сделать из чего-то, если Ева покажет, как он выглядит правильно.

Подспудной мыслью было научиться делать фальшивые флаги.

– Некогда. – Ева вскочила на коня. – На месте возьмем новый.

– Где?

– Скоро.

Я рассчитывал на другой ответ, но лучше такой, чем сломанная шея, как у Рябого. «Эта обезьяна слишком много себе позволяла».

Оставшихся в конюшне двух лошадей я отвязал: сена здесь достаточно, проживут как-нибудь. Или сбегут на волю, если ворота оставить открытыми. О таких мелочах, как чужие жизни (тем более, жизни животных) Ева не задумывалась. Когда понадобятся новые лошади, она пошлет за ними рабов, и проблема, по ее мнению, решится.