Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

– Не возражаете, хозяин? – сказала придвинувшаяся Любослава.

– Нисколько.

Очень быстро настало утро. Под гогот собравшихся на палубе ушкурников я поднимался по лесенке через люк. Внезапно скрутила слабость, голова поплыла, и меня опрокинуло обратно в трюм.

Причина оказалась проста – после болезни я встал слишком рано. Следующие несколько дней я пролежал в трюме «Везучего», отгороженный от пленников, большей частью согнанных туда же. Днем их связывали, на ночь забирали с собой на стоянку. Меня не трогали. Любославу оставили ухаживать за мной, что устроило всех.

В последние дни планы Урвана поменялись. Кое-какие разговоры я слышал сам, остальное в виде слухов приносила Любослава, шепотом переговариваясь с другими пленниками. Если отсеять лишнее, то выходило, что мы пересеклись с целой флотилией, двигавшейся навстречу, то есть вверх по течению. Дикая империя собирала флот и готовилась к большой войне. Им требовалось все: суда, кони, продукты, люди. Каждый спешил воспользоваться случаем, чтоб заработать больше, и Урван тоже развернул свою потяжелевшую эскадру в обратном направлении. Теперь она включала четыре корабля – захваченная посудина убегайцев тоже шла с нами, чем-то и кем-то груженая.

Ветер в основном был попутным, в остальное время челны шли на веслах или вдоль берега волоком. В качестве бурлаков использовали пленников.

Сердце рвалось, когда их доставляли обратно в трюм. Некоторых просто скидывали, как отработавший свое неодушевленный груз. Измученные тени, похожие на привидения, валились с ног, других поддерживали и волокли на себе те, кто еще держался.

Особенно доставалось Калинке. Были худее нее, были мельче, но больше не было столь невезучих. Все шишки сыпались на недавнюю кратковременную звезду состязаний. Канат ей доставался самый длинный и тяжелый, соседи – самые слабые, а удары и ругань, если что-то шло не так, – отборнейшие. Она выбивалась из сил, старалась всем угодить, в результате совсем потеряла уважение. Над ней насмехались, гоняли с различными поручениями, когда у остальных выдавалась минутка отдыха.

По ночам Калинке тем более не давали проходу. Сказывалась та самая бритость, так поразившая местных мужиков. Из своего подполья я слышал, как пираты устраивали на стоянках всяческие развлечения, имя Калинки всегда раздавалось среди первых. То девушек поодиночке выпускали в лес, а через минуту с гиканьем начиналась погоня. То кого-то из них заставляли кружить у рассевшихся на поляне ушкурников, а затем по команде одного отвернувшегося резко падать на оказавшегося ближайшим. То кому-то из пиратов завязывали глаза, и он добывал себе пару на ночь с помощью осязания: угадал – получает обнаруженный приз, не угадал – остается без сладкого. Не угадать очень боялись, а Калинка – одна в своем роде, поэтому ее уводили среди первых.

Уже на второй день пиратам надоело придумывать новые поводы радовать глаз, и проблему решили просто: у пленниц отобрали последние лохмотья. Подростки и дети теперь размещались на «Тазике» и на безымянном челне, с которого их захватили, скоростной «Шнурок» использовался как боевой корабль прикрытия, а трюм флагмана, где за шторкой обретались мы с Любославой, определили для обитания прекрасной половины человечества. Вне нашего закутка моей сиделке приходилось по общему примеру сбрасывать одежду, оставляя за ширмой, иначе отобрали бы. Когда Любослава возвращалась, я требовал одеться – ненавижу неравноправие. Я же не раздевался. В моменты, когда все же приходилось (по природной надобности), Любослава отворачивалась к ширме и скромно зажимала уши.

Это продолжалось недолго, несколько ушкурников зачем-то спустились в трюм, и несоблюдение приказа не осталось незамеченным. С Любославы сорвали последнее и посмеялись над «вздутием»:

– Там, случайно, не газы? А то, не приведи Великий волк, борта не выдержат! Кстати, молочком не угостишь? Как пойдет, ты не забудь, что мы первые очередь заняли.

Найдя то, зачем приходили, они удалились, а моя подзащитная застыла, не зная, куда девать глаза – зажмурилась, на щеках заблестели стекавшие капли, тело дрожало от стыда и страха.

– Ну что ты? Плюнь на всех. Главное – ребенок, а с ним все в порядке. – Я похлопал ладонью рядом с собой. – Ложись. Все пережили, а это тем более переживем.

Вздрагивавшая теплота прижалась к боку и тесно окутала. Плотину прорвало – слезы хлынули потоком.

– Хозяин, почему вы так добры ко мне? – раздалось шепотом, едва плач утих.

– Потому что я не хозяин, а друг.

Казалось, тема исчерпана, но я плохо знал женщин.

– Почему? За все хорошее нужно платить. У меня ничего нет. То, что есть, вы не берете. Вам нужен мой ребенок?

Гримаса, появившаяся у меня на лице, испугала Любославу и заставила отпрянуть.

Я справился. После медленного выдоха и не менее продолжительного вдоха из горла выпорхнул совершенно спокойный вопрос:

– Твой муж был хорошим человеком?

– Очень. – Напоминание не вызвало боли, слишком много ее Любослава испытала в последние дни. Полные губы даже дрогнули в подобии улыбки, вспомнив что-то приятное.

Я буркнул:

– Хороший в мире не только он.

– Но вы – один из них, – полное лицо с ненавистью взглянуло в дощатый потолок. – Я верю в то, что вижу. Меня часто пытались убедить в самом разном, для меня вроде бы приятном. Как правило, это кончалось плохо.

– Повторяю: я не из них, а среди них, при первой возможности наши пути разойдутся. – Горестный вздох был ответом. Я мысленно стукнул себя по лбу и пояснил: – Под «возможностью» я понимаю спасение тебя из лап ушкурников.

После краткого замешательства мягкая рука опустилась на мою грудь, пышные ноги и живот повозились и устроились более уютно.

– Как же хочется верить.

На одной из стоянок пираты почему-то задействовали для игр «Везучего». То ли местность подкачала, то ли капитан боялся конкурентов, которые недавно нас обогнали. Чужой капитан почти хозяйским глазом окинул трофеи Урвана, а выражение лица яснее ясного сказало о мыслях. Урван вроде бы шутливо погрозил кулаком, тот с улыбкой развел руками. Разошлись миром. Все же, оставлять огромный корабль вдали от себя ушкурники не решились, и веселье перенеслось на борт. Теперь соседка жалась ко мне под грохотом множества ног, носившихся по палубе. Я, как мог, успокаивал, поглаживая новую жизнь, а уши работали локаторами.

Сначала пираты объявили «расставлялку». Капитан скомандовал:

– Выстроиться в шеренгу!

Пленниц выставили в центре палубы, они толпились, не понимая, чего от них хотят и что может означать загадочное слово «шеренга». Нужным знанием обладали только две девушки, они сориентировали остальных. Построение закончилось за миг до того, как в воздухе свистнули кнуты, и подбадривающие крики не успели перейти в брань.