Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

Чувствуется, ножик действительно ценный. Что ж, минимум две жизни он спасет.

– Решено. Без претензий?

– Без претензий! – радостно заявил Моржук.

Нож вновь ушел.

По возвращении падавших от усталости пленниц от меня потребовали выбора. Лучше бы это сделали за меня. Или не произносили вслух при людях, которых превратили в скот. Им подарили надежду. Десятки глаз – смертельно-усталых, больных, зовущих, сиротливо-кротких, умоляющих, безумных и даже наивно искушающих, пытающихся продать себя в более сносные условия за любую цену – взирали на меня как на спасителя и ждали чуда.

Взгляд споткнулся о скукожившуюся Калинку. Она до сих пор не отошла от «субботника» после выбиралок, а ее по-прежнему не щадили.

– Ее. – Я указал пальцем.

– Забирай. В расчете.

За ширмой нас стало трое.

На ночь Калинка заняла место по другую сторону от меня, и я оказался в приятных тисках. В очень приятных, если честно. До приторной противности.

– Хозяин, могу я что-то сделать для вас? – Новое имущество ревниво глянуло на расплывшуюся Любославу, которая по-хозяйски освоила мой левый бок.

Я вспомнил ночь на палубе с участием Калинки и сказал, почти выплюнув:

– А тебе сейчас хочется что-то сделать?

Угодливая улыбка расползлась между ее ушами:

– Какая разница? Приказывайте! Мы из-за ширмы видели, что тяжелая вам не интересна. Я не такая!

– А какая?

Мою щеку опалило дыханием:

– Для вас – любая!

Вот оно как, оказывается, быть рабовладельцем. Поздравляю, Василий Иванович, с почином.

– Тогда сразу расставлю точки над… – Пришлось закашляться, ведь «и» здесь без точек. – Над «ё». Кстати, ты грамотная?

– Не. – Довольная Калинка подтвердила сказанное мотанием всклокоченной головы.

– А ты? – Я обернулся к Любославе.

– Зачем?

Однако, весело. В присутствии моих девушек точки можно ставить над любой буквой, это никого не смутит. Впрочем, я хозяин, мне по-любому можно ставить их как угодно.

– Значит, так. – Я снова обратился к обеим. – Передо мной не лебезить, не навязываться, не называть меня «хозяин», когда мы наедине. Мы друзья.

Челюсть Калинки отвалилась, она глянула на Любославу. Та подтвердила, что да, у нас так.

Калинка тупо моргнула.

– Как же вас называть? – прошептала она прямо в ухо, щекоча волосами.

– По имени.

– Спасибо!

В щеку прилетел поцелуй – влажный, долгий, горячий. Я вытер обмусляканное ладонью. Мою руку перехватили, поцелуи стали покрывать ее снизу доверху. Я отдернул.

– Сказал же…

– Не лебезить и не навязываться! – радостно протараторила Калинка. – А я не это, которое то, что вы запретили. Я из благодарности!

– Друзьям достаточно слов.

– Мою благодарность не выразить словами!

На своей стороне фыркнула Любослава. Калинка хотела возмутиться и что-то добавить, я перебил:

– Друзья не нуждаются в благодарности. Закрыли тему. В общем, перед чужими не открываться, мы просто играем роли, пока не окажемся вне досягаемости ушкурников. На берегу найдем безопасное место, я помогу вам устроиться и отправлюсь дальше. Больше об этом ни слова, ясно?

Лоб Любославы ткнулся мне в плечо, что означало кивок, и левую сторону тела обволокло теплотой, как мягким пухом. А соседка справа не успокоилась:

– А вы, хозяин… Чапа, куда вы потом?

– Нужно найти одного человека.

– Могу пойти с вами и помочь. Не подумайте, я не буду обузой, я пригожусь!

Калинка еще сильней налегла на меня боком. Она приложилась так плотно, что по тыльной стороне ладони царапнуло щетинкой. Моя вытянутая вдоль тела рука попыталась отдернуться, но, увы, было некуда. Калинка заметила мое движение и задавила позыв новым нажимом, решив, что лучше знает о моих желаниях и потребностях.

Самое обидное, что неправой она не была. Потребности имелись. И желания, само собой. Куда без них, если лежишь меж двух представительниц противоположного пола, выступающих в качестве грелок и укрывашек. Организм реагировал как положено в таких случаях. Меня едва не кинуло в нерассуждающий омут безумия. Трудно передать, чего стоило сдержаться.

Усилие воли вызвало перед глазами Зарину. Печальный взгляд, родные черты, золотые локоны…

Все встало на места.

– План озвучен, и он не поменяется. – Я сурово глянул на соседку, так стремившуюся одарить нового хозяина, который стал единственной защитой от прочих. Затем не вытерпел: – Прости за странный интерес… зачем ты удаляешь волосы?

Лоснящаяся гладкость там, где у других – суровые леса или разноцветные газончики, давно нервировала взгляд. Дни шли, а ничего не менялось. Она продолжала бороться с природной растительностью, в чем ей кто-то должен был помогать. Хотя бы клинком, ведь бритв здесь не знают. Просто так пленнице нож не доверят.

– Вам не нравится? Скоро все зарастет!

– Хозяин спросил «зачем», – напомнила Любослава.

– Меня заставляют. – Калинка опустила глаза. – Э-э… заставляли.

Я спрашивал не о том. Сам виноват, не умею правильно формулировать.

– Как ты попала сюда в таком виде?

На языке вертелось, множилось и готовилось убежать продолжение: «Кто научил? Кто, вообще, это придумал? Где такое видано, кроме мира, откуда я родом? Ввел кто-то из моих земляков? Кто?! Где?!»

– Начну с того, что я дочь Еконоградского конязя.

– Дочь конязя?!

Ни фига себе абзац. Что ни день, то открытия.

– От наложницы, – пояснила Калинка с грустью и разложила мне, абсолютному незнайке, который словно с луны свалился, ситуацию по полочкам.

Издревле установилось, что раз в три года благодарный народ дарит конязю новую наложницу. В реальности правитель, конечно, выбирает сам. Прежнюю забирают папы, о ней больше никто никогда не слышит. Законные наследники конязя имеют право избрания на престол, а детей наложниц при рождении отбирают у матерей. Папы распределяют их в крестьянские семьи на условиях анонимности. Дети растут, со временем узнают про отца, а имя матери сразу и навсегда вычеркивается из истории. До выбора профессии не доходит: в нужное время призодят папы, и жизнь круто меняется. Подросшие бастарды становятся доходным товаром. Многие местные и гости хотят заполучить родную кровь правителя, некоторые – из честолюбия, чтобы им прислуживал родственник того, перед кем сами пресмыкаются, другие для утех по той же причине, третьи именно из-за крови для каких-то опытов – говорят, среди магов и других ученых (Калинка выразилась именно так) кровь правителей очень ценится.

Рассказчица совершенно не понимала кошмара такой жизни, глаза ей застилали картины сказочных поместий магов и состоятельных господ, которые могут себе позволить содержать невольников.

– А меня несправедливо забраковали и выгнали! – возмущалась Калинка. – Говорят, обманули, подсунули не ту! С какими-то записями мои приметы не сошлись. Понятно, я же изменилась за столько лет!