Максимилиан Жирнов - Небесный всадник

О дочери плантатора нужно рассказать особо. Мне довелось с ней встретиться, как только я оправился от неудачной дегустации спиртного. Рано утром, едва рассвело, я поднялся на асотею с полевым биноклем и долго разглядывал пойму Леоны и белые стены форта Индж, как меня окликнул переливчатый, точно звон серебряного колокольчика, девичий голосок:

– Мистер Ральф?

Я обернулся и увидел стройную девушку с волнистыми, спадающими на плечи каштановыми волосами и нежным, юным лицом. Ни у англосаксов, ни у немцев не бывает таких тонких черт и я подумал, что она наверняка француженка. Может быть, только по матери или отцу. Но во мне она не вызвала никаких чувств: ее рафинированной, стерилизованной красоте не хватало жаркого пламени, а в синих глазах безжизненно блестел только лед.

Девушка покраснела и отступила на шаг назад:

– Вы всех так разглядываете?

– Нет, лишь самых-самых красавиц. Тех, которые прекрасны, как луна и стройны, как акация.

Звонкий смех девушки спугнул с парапета маленьких птичек.

– Посмотрите в бинокль вон на то дерево, мистер Ральф!

Я не увидел в корявых, переплетенных между собой стволах ничего необычного.

– И что?

– Это и есть акация. Вы сделали мне плохой комплимент.

– Простите, мисс… не знаю вашего имени…

– Мари-Луиза Морган. Вы ведь джентльмен, да?

Я вспомнил, что в викторианской Англии было всего три джентльменских профессии: врач, юрист и военный.

– Как все сложно-то, – вырвалось у меня. – Да, все так. Но вряд ли вы подловили меня здесь, чтобы узнать о моих занятиях или же просветить насчет местной флоры.

Мари-Луиза поднесла к глазам лорнет и внимательно оглядела прерию. Потом она словно решилась:

– Для вас я просто Мари. Вы сражались с мексиканцами, да?

Я помотал головой:

– Это была не та война. Мы дрались за колонию: помогали одним желтолицым азиатам защититься от других желтолицых азиатов. Но я не интересуюсь политикой – это не мое дело. Есть враг, его надо уничтожить, не раздумывая – вот и все. На призывном пункте висел плакат: рассматривайте службу в армии, как увлекательное приключение. Я примерно так и считал.

– Но ведь вас могли убить?

– Война вообще травмоопасное мероприятие. Но знаете, Мари, отношение к ней, впрочем, как и к охоте, зависит от того, с какой стороны ружья ты находишься. Когда на твоей стороне шестиствольные пулеметы и управляемые ракеты, а у противника – допотопные винтовки, война кажется легкой прогулкой. Увы, на деле оказалось не все так просто, и мы увязли во Вьетнаме на долгие годы. Впрочем, меня это уже не касается.

– Вот даже как? Вас отправили в отставку? За что?

В сообразительности девушке не откажешь. С другой стороны, вряд ли дочь владельца богатой плантации будет глупа как выжившая из ума анаконда.

– Не подумайте плохого. Меня уволили со всеми полагающимися привилегиями и даже наградили медалью. Но тыловые крысы всегда видят дальше и вернее, чем те, кто на передовой.

– Чем они объяснили свое решение?

– Сказали, что вышел срок и предложили работу в штабе. А я хотел сражаться… для чего мне перебирать бумажки? Я метался из стороны в сторону – то к морпехам, то к летчикам. Между делом прошел курс обучения на легком штурмовике – после вертолета это несложно. Но все напрасно. Пришел приказ о моей окончательной демобилизации.

Мари взглянула на меня, как на тяжелобольного:

– Скажите, мистер Ральф. Вы боитесь смерти?

– Я к ней привык.

– Может, поэтому вас и уволили?

Я не успел ответить – дважды прозвенел колокол и на асотею поднялся черный, будто обсыпанный углем, негр. Его кожа лоснилась под утренними лучами солнца.

– Завтрак готов. Спускайтесь в гостиную. Масса Морган ждет вас.

На этом наш разговор закончился. Но, почему-то у меня из головы не выходил ее вопрос. В самом деле, боюсь ли я смерти?

***

Больше всего времени я проводил у вертолета, а когда мне становилось скучно, шел на плантацию к надсмотрщику за рабами мистеру Джошу Сансому. Коренастый, широкоплечий, бронзовый от загара, он вставал вместе с неграми, садился на лошадь и, щелкая многохвостой плетью, гнал галдящую ораву на работу. Возвращался Сансом вместе с ними на закате. К тому времени я давно знал, что бывшая мексиканская плантация называется Эль-Фароль, что на нормальный английский язык переводится как «фонарь».

– Эй, флайбой! – крикнул мне Сансом вечером в воскресенье, когда я, открыв капот, проверял работу масляного насоса. – Хватит трудиться! Даже черномазые на отдыхе!

Я поднял указательный палец, показывая ему жестом, чтобы он не мешал. Но как только я убедился, что с маслом все в порядке, закрыл капот и обернулся.

– Идем, дам тебе средство против желтого Джека! А то глядишь, сыграешь в ящик!

Желтым Джеком мистер Сансом называл желтую лихорадку; когда-то она выкашивала целые города не хуже чумы. Лишь много позже, уничтожив ее переносчиков – комаров и придумав вакцину, люди смогли избавиться от этой страшной напасти. Разумеется, мне сделали прививку перед командировкой во Вьетнам, но, боюсь, надсмотрщик вряд ли понял бы мои занудные объяснения. И я, словно провинившийся раб, покорно поплелся за ним.

Признаюсь честно, когда я вслед за Сансомом вошел в его домик, то слегка обалдел. Жилище надсмотрщика напоминало музей индейской культуры. По стенам были развешаны расписанные узорами луки и томагавки. Из угла скалился жуткой гримасой деревянный тотем. В коробке под стеклом темнел человеческий скальп, когда-то содранный с краснокожего.

Сансом раскурил сигару. Клубы едкого дыма поплыли по комнате.

– Что, нравится? Здесь немного от команчей, немного от семинолов. Сам собирал, когда с отрядом ходил в поход! У вождя до сих пор на меня зуб, хе-хе!

Я вдохнул ядовитых фимиамов, которые источала сигара Сансома, и чихнул. Надеюсь, оглушительно.

– Да ты, гляжу, простыл! Выпей-ка моей микстуры! – Сансом достал из шкафчика бутылку, плеснул в стакан янтарной жидкости и протянул мне. – Лучшего средства не бывает!

Я пригубил… В глотку будто влили расплавленное олово. Из глаз брызнули слезы. Я закашлялся, хватая ртом воздух. Сколько же градусов в этом вискаре? Шестьдесят, не меньше!

– Думал, ты крепче, флайбой! Значит, ты любитель грога! Одну минуту. – Сансом принес графин и разбавил напиток водой. Теперь его стало можно пить.

С полчаса мы мирно беседовали на ничего незначащие темы. Сансом жаловался на непростую службу надсмотрщика над черномазыми и говорил, что с ними нужен особый подход. Потом он перешел на мексиканцев, изрыгая в их адрес чудовищные проклятия и потрясая кулаками, а еще чуть позже его длинную речь прервал требовательный стук в дверь.

– Войдите! – крикнул Сансом.