Леонид Волчек - Промах

Я осматривал склон около пяти минут, но ничего, вызывающего подозрения на присутствие рядом хищника не заметил. Мы быстро натянули на себя не успевшую высохнуть полностью форму, собрали свои вещи, взвалили рюкзаки, после чего осторожно двинулись к озерцу. Как только сократим расстояние до трёхсот метров, я добуду нам мясо. Только на чём мы будем его жарить? На склоне не было ни деревца, а внизу, у подножия, расстилалась безлесная равнина, раскинувшись во все стороны, докуда хватало глаз.

Пока мы старались сблизиться со стадом, оно закончило водопой, начав неторопливое движение по склону дальше, не спускаясь в долину и не подымаясь к вершине. Мы подкорректировали своё движение, продолжив спуск по диагонали с таким расчётом, чтобы выйти им наперерез. Когда расстояние сократилось, я выбрал в стаде молодую некрупную особь и сделал выстрел. Моя жертва рухнула как подкошенная, а стадо мгновенно сбилось в плотную кучу, завертев головами в поисках опасности. Похоже, что выстрел, разлетевшийся эхом по горам, их нисколько не испугал, а только насторожил. Мы не двигались, затаившись среди камней. Вскоре животные, обнюхав своего неподвижного собрата, словно прощаясь с ним, продолжили свой маршрут.

По словам «первого», добытый нами зверь, скорее всего, был рабдодоном. Впрочем, мне было всё равно, как его называли. Он оказался немного крупнее и значительно мясистее гарпинимума. Мы набили рюкзак «первого» филейным мясом под завязку в надежде, что ещё сегодня набредём на дрова. Посовещавшись, решили идти за стадом на некотором отдалении, в надежде, что они двигаются в район, где смогут обеспечить себя растительной пищей, а значит, нас топливом. Вскоре рабдодоны обнаружили следующий за ними «хвост», но проигнорировали его. Мы не походили внешне на хищников, представляющих опасность для их стада, к тому же они превосходили нас и числом, и ростом. У нас появилось около сотни дополнительных глаз, способных высматривать опасность и около пятидесяти глоток, чтобы предупредить нас о ней. Правда, был в их присутствии небольшой недостаток: нам приходилось чаще смотреть под ноги, ведь испражняясь, рабдодоны наваливали приличные кучи.

Два дня мы шли за стадом рабдодонов, так и не решившись попробовать сырого мяса. На второй день оно начало источать душок, и мы вывалили его из рюкзака на камни. Вывалили без сожаления, ведь в двухстах метрах от нас шла целая толпа живых консервов. К концу второго дня рабдодоны вывели нас к ещё одному ручью, где остановились на ночёвку. Мы поднялись вдоль ручья выше по склону, где найдя подходящую расщелину, устроились на ночлег, накрывшись парашютами.

Утренняя прохлада разбудила нас до рассвета. Мы лежали в расщелине, прижавшись друг к другу, прислушиваясь к тишине. Наконец выглянуло солнце, мы выбрались наружу, умылись, напились и стали ждать, когда стадо тронется в путь.

Третий день с рабдодонами не принёс ничего нового. Во второй половине дня мы увидели выше по склону площадку и решили обследовать её в надежде, что там будет пещера. Снова сыграл стереотип. Благодаря кино и книжкам, мы подсознательно решили, что жилые пещеры всегда обустроены удобными площадками перед входом.

Площадка нас удивила. С неё открывался проход на небольшое горное плато, делавшее загиб за гору. Любопытство победило здравомыслие. Решив, что стадо продолжит свой путь параллельно склону, и мы сможем в любой момент его догнать, мы решили посмотреть за поворот. Мы шли без страха, ведь всё на плато было как на ладони. Справа уходила резко вверх гора, а слева расширяющейся площадки, с каждым нашим шагом увеличивал свою крутизну обрыв. По самому краю обрыва там-сям лежали огромные куски скал, но нам они не были интересны и не являлись помехой. Когда ширина площадки достигла тридцати метров, а до поворота оставалось примерно столько же, за нашими спинами раздался странный звук. Мы оглянулись.

Если предположить, что наш мир создан кем-то всевластным, всесильным, то это не обязательно волшебник по имени Бог. У Станислава Лема есть словосочетание, дающее замену понятию «бог» и оно мне нравилось значительно больше – Великие Конструкторы. Нравилось потому, что оно, при наличии более могущественных, чем человек существ, давало человеку право не молиться им, не просить о благах и заступничестве, не ждать от них поощрений и милости, а просто жить. Жить без оглядки на кого-то свыше, жить, не ожидая одобрения или наказания, не ожидая подачки, не возлагая бессмысленных надежд.

Я не верил в Бога. Не верил даже в Великих Конструкторов. Создать такое чудовище могли либо сама природа, либо психически больное сознание. Психически больное сознание способно порождать только монстров, но не Вселенную, отрегулированную до такой степени, что её можно смело назвать вечным двигателем, как и вращающиеся вокруг атомного ядра электроны. Больной мозг на такую точную работу не способен, поэтому присутствие монстров любого обличия в нашей жизни, будь то Т-Рекс, или Чикатило, являлось для меня главным доказательством отсутствия создателя.

Звук, который мы с напарником посчитали странным, был вздохом. Этот вздох был глубоким, шумным, как тысяча кузнечных мехов, страшным, парализующим тело и сознание. Создавалось впечатление, что тварь умышленно задержало дыхание, прикинувшись обломком скалы, лежащим на краю обрыва. Теперь это чудовище медленно поднималось на ноги, громоздилось над нами всё выше и выше, делая глубокие шумные вздохи, словно стараясь быстрее отдышаться. Исчадие ада было похоже на тираннозавра, но только с более короткой и высокой головой, на которой выделялись два выроста над маленькими глазами. Животное поднялось в полный рост на высоких и удивительно стройных для такого титана ногах, горой возвышаясь над нами, а мы стояли, хлопая глазами от удивления. Сколько в нём было росту? Думаю метров шесть, не меньше. Длиной зверюга была метров двадцать, а уж про вес этой громадины и загадывать не хотелось.

Первым опомнился мой напарник. Он, молча, развернулся всем телом, схватил меня за рукав и потащил за собой. Похоже, «первый», как и я потерял от удивления дар речи. А ведь было от чего.

Мы побежали. Мы неслись во весь опор к повороту, надеясь, что за ним найдём спасительное убежище, а чудовище сзади никуда не торопясь сделало первый шаг. Затем второй. Это неторопливое движение хищника подсказало мне, что спасения за поворотом не будет, что там, скорее всего, его логово, или лежбище, или какое-то иное место обитания, являвшееся для него домом. В моей груди начала закипать злость, я замедлил бег, перехватывая на ходу автомат поудобнее. «Вот, значит, какой он, мой последний бой, – подумал я. – Не таким я его себе представлял, не таким». Я поймал себя на мысли, что даже перед смертью лицемерю сам себе, ведь я ни разу не думал о последнем бое. Я был уверен, что мой автомат не остановит хищника, что через несколько секунд умру и единственное, о чём я сожалел, это то, что прожил так мало. Моя короткая жизнь пролетела как один год. Нет, не год, а всего лишь, как один день, вернее, как одно мгновение. Каким я был в это прожитое мной мгновение? Этого я уже никогда не вспомню, ведь я постоянно лгал самому себе. За этим лицемерием я забыл, какой я есть на самом деле. И ведь продолжал лицемерить даже в последние секунды жизни, придумывая невесть что о последнем сражении. Я, стараясь оставаться честным перед другими, постоянно обманывал себя.