Александр Каменецкий - Я люблю тебя, Жизнь

– За кражу раба могут и повесить, – ухмыльнулся Кай-то, – готовься человек, сын отца и матери. Тащите скорей. Я что тут, до вечера буду торчать? – Кай-то пнул одного из Илькиных конвоиров.

– Я не крал никаких рабов, – закричал задёргался Илька в панике.

– Мне всё равно, но, если ты не заткнёшься и будешь мне надоедать своими воплями, я велю всунуть тебе кляп. Ты понял? – Илька предпочёл промолчать, и Кай-то удовлетворённо ухмыльнулся, – понятливый. Вот и прекрасно.

Дорогу в деревянной повозке запряжённой парой лениво бредущих лошадей Илька запомнил не слишком хорошо. Собственно, и запоминать было почти нечего – высокие поросшие травой холмы, на некоторых склонах которых паслись стада овец. Дорога петляла у их подножия, делая множество поворотов, извиваясь подобно змее. Но даже при этом ехали они недолго не более трёх часов, из чего Илька решил, что по прямой до леса, откуда он вышел не так уж и далеко. Они проехали мимо двух небольших деревень, где встречные плохо одетые люди в пояс кланялись, завидев их повозку. Впрочем, Ильку связанного положили прямо на сено, устилающее дно повозки и со своего места ему было мало что видно. Однако возражать он и не подумал. Ему и без того хватало проблем, страх сжимал ему сердце. Их дорога закончилась, когда они въехали во двор замка. Илька рассмотрел только высокие стены с узкими бойницами, угловые башни с окнами едва ли шире бойниц, да увидел огромные натянутые цепи, когда копыта лошадей застучали по подвесному мосту.

Глава 2.

Когда повозка замерла посреди большого двора, окружённого каменными стенами, господин Кай-то, кряхтя, спрыгнул на землю, и исчез из виду. Илька лишь слышал, как он негромко вполголоса отдавал какие-то распоряжения. Потом из повозки вытащили беглого раба Косту. Тот не пытался сопротивляться и молча, абсолютно покорно делал всё, что ему говорили, Илька только теперь заметил, что Косте даже не связали руки и ноги в отличие от самого Ильки. Ильку же словно забыли, он уже хотел сам выбираться из повозки, как его подхватили за локти, рывком вздёрнули на ноги и, подтолкнув в спину, повели вперёд. Вместо ожидаемых двух мальчишек рабов по обе стороны его вышагивали стражники в толстых кожаных доспехах с пиками в руках, огромные и хмурые.

Пройдя несколько коридоров почти в полной темноте, где Илька едва различал спину идущего впереди стражника, поднявшись по небольшой в несколько ступеней лестнице, они вступили в обширный зал. В зале имелись окна, забранные чем-то серым и мутным, свет через них едва проникал и лишь слегка был способен разогнать густой мрак. В зале горели свечи на расставленных по углам многорожковых высоких подсвечниках, они давали неуверенный, колеблющийся свет, порождая мечущиеся по стенам огромные угловатые тени. Привыкая к тусклому неверному освещению, Илька оглядывал зал и не сразу заметил высокое кресло у дальней стены. Стражник древком копья подтолкнул Ильку вперёд, и тот послушно зашагал, приближаясь к креслу или, может быть, трону.

Стоявшее на небольшом возвышении деревянное кресло с высокой резной спинкой на трон, по мнению Ильки всё-таки не тянуло. В кресле сидел седой старик с худым морщинистым лицом, с крючковатым носом и маленькими колючими чёрными глазами. Он постоянно хмурил густые седые брови, а на его голове наоборот было полное отсутствие волос, и лысина отражала мечущийся свет свечей. Чёрная одежда с высоким стоячим воротником, расшитым серебряным узором, плотно облегала тощее тело. Серебряная вязь по чёрной одежде смотрелась очень красиво, но, по мнению Ильки, это не придало красоты её хозяину. Может последние неприятные события, может мрачная обстановка зала повлияли на Илькино восприятие, но сидящий в кресле старик показался Ильке похожим на кощея бессмертного.

Илька, рассматривая старика, неторопливо приближался. Его не подгоняли, но, когда он подошёл на расстояние двадцати шагов, один из стражников, стоявших подле кресла, сделал понятный без слов жест и Илька остановился. Старик сверлил его глазами из-под нависших бровей. Илька подумал секунду и слегка поклонился – его учили здороваться со старшими, но заговорить первым он не решился.

Старик костлявой рукой сдёрнул чёрный украшенный серебром платок с правого подлокотника кресла и взору Ильки открылся небольшой, размером с крупный грейпфрут прозрачный шар, в котором поблёскивали искорки. Мальчишка смотрел на него как заворожённый, с интересом и опаской не зная, что ему ожидать от этой неведомой штуки, которой хозяин явно придавал большое значение.

– Кто ты такой? – голос старика вопреки внешнему виду был довольно крепкий и властный.

– Человек, – за все время путешествия до замка Илька так ничего и не придумал.

Старик нахмурился, бросил беглый взгляд на шар и, очевидно, остался недоволен ответом.

– Ты, вероятно, знаешь, что это такое?

– Нет, – честно ответил Илька.

– Хм, действительно, – пробормотал старик, опять стрельнув глазами в шар, – я тебе расскажу. Это сфера истины. Если ты соврёшь, она станет непрозрачной, так что обмануть меня не получится. Ты не знал, что у меня есть такая?

– Нет, – замотал головой Илька, радуясь про себя, что не стал сходу рассказывать небылицы.

– Вижу, не знал, – ухмыльнулся старик. – Я всё про тебя выясню, хочешь ты того или нет. Лучше расскажи честно сам. Кто ты? Зачем бродишь по моим землям? Зачем пытался украсть моего раба. Для кого ты шпионишь? – И вдруг резко крикнул, – отвечай!

– Я не шпионю, – Илька вздрогнул от неожиданного окрика, – я здесь совершенно случайно. – Илька был напуган, но слова свои контролировал. Врать было никак нельзя.

– Случайно, говоришь, – старик вновь перешёл на спокойный властный тон, – так может, расскажешь кто ты и откуда? – Илька в ответ только слегка пожал плечами, пора откровений явно ещё не наступила. Сначала требовалось хорошенько уяснить здешние реалии. Старик терпеливо дал ему время подумать, а потом махнул стражникам, – в темницу его к тому беглому рабу, пусть там обдумает, стоит ли молчать. Если он не шпион, значит наёмный убийца, хотя вроде и маловат.

– Нет, стойте, вы не имеете права, – Илька бросился к старику, но стража не зря ела свой хлеб. Двое стражников, стоявших возле кресла старика, мгновенно встали перед Илькой, заслонив хозяина.

– Точно убийца! – успел услышать Илька из-за их спин голос старика, и в этот момент один из стражников, что вёл его сюда, ударил его древком копья по затылку, и наступила полная темнота и покой.

Очнулся Илька от холода. Голова болела, и глаза не желали открываться. Болели руки в плечах и локтях, а запястья сдавливало словно тисками. Рядом раздался какой-то лязг и скрежет, Илька сделал усилие и разлепил веки. Перед глазами всё плыло и стоило некоторого труда сосредоточиться, и понять своё положение. Его запястья охватывали широкие ржавые кандалы, соединённые цепью крепившейся за кольцо в стене. Кольцо было так высоко, что Илька не мог ни прилечь, ни даже присесть, мог только стоять или повиснуть. При этом кандалы впивались в кожу, оставляя глубокие ссадины. Илька перевёл глаза вниз, ноги его тоже были скованны кандалами и прикованы к стене, но не это обеспокоило его больше всего. На нем не было абсолютно никакой одежды, он был совершенно гол. Илька чуть не завыл от страха и отчаянья. Можно посадить человека в тюрьму, можно приковать его к стене, и он все равно будет искать способы побега, но лиши современного человека одежды, и он будет чувствовать себя совершенно беспомощным. Ильку такая ситуация точно выбила из колеи, он попытался скорчиться, но цепи не позволили, лишь острее впились в запястья и лодыжки.