Николай Зайцев - Чёрные короли. Убийца минотавров

– И вовсе не на каждом, – огрызнулась девушка, – может, я умереть с косами хочу! Желание у меня такое. Что, Панкратий не может быть с косами?!

Возница задумался, потом покачал головой и категорично заявил:

– Нет.

– Я не о том, – сказал я и поморщился – не любил, когда меня перебивают, – может она не девушка вовсе…

– Я – девушка! – вспыхнула в негодовании Рата.

Я снова поморщился и продолжил:

– Я к тому, что ты – девушка, но в душе ты – Панкратий. В теле Раты живет две сущности, – спутники слушали, открыв рты. Я немного помялся, видя такую реакцию. – Не сложно вам для понимания? Я думаю, в теле каждого из нас живет по две сущности, только мы об этом не подозреваем.

– Или по три, – подумав, сказал возница, – я вот, когда выпью, так во мне просыпается сущность разрушителя. Такого обо мне рассказывают на утро. Ну точно не про меня!

– Спасибо, – просто сказала Рата.

– А ты значит, малец, Егорка? Сказочником не хочешь стать? Хорошее дело, прибыльное: на каждом пире место найдется, всегда сытый и пьяный будешь. Подумай!

Я кивнул, медленно жуя хлеб, и прислушиваясь к гулу непонятному. Кажется, из всех людей звук беспокоил только меня одного. Волчонок, сидевший тоже с нами у колеса и чесавший задней ногой ухо, отвлекся от увлекательного занятия и тревожно заурчал, крутя головой. В угольках глаз светился неподдельный нарастающий ужас. Одно ухо встало торчком, другое, сколько он ни старался, так и осталось лежать лопухом. Щенок тявкнул и, закусив мою куртку, затряс головой, злобно заурчав. Я погладил черный нос и выпуклый лоб, стараясь успокоить зверя.

– Молчаливый какой, сказочник, – кивнул дед на меня, – серьезный. Скажи мне, на кой тебе топор? Что ты с ним делать будешь? Он же больше тебя!

– Уже нет, – отозвался я, показывая, как ладно по руке сидит топор. Жаль, лезвие большое и тяжелое, удержать трудно, а как бить – ума не приложу. – Слышите шум? Конница возвращается?

– Что?

– Земля гудит. Я такой звук навсегда запомнил. Конница, правда?

Дед прислушался, медленно жуя, шамкая беззубым ртом. Потом подавился хлебом, выплюнул и закричал фальцетом:

– Тревога! Тревога!

Вскочил. Сделал два шага вправо, три влево. Звездочка фыркнула. Мужики из рыбацкой деревни, перестали спорить, закивали в нашу сторону, заулыбались.

– Тревога! – суетливый дед, продолжал надрываться, а сам из телеги выдернул лук и колчан, кинул к ногам Раты, тут же надел на голову большой шлем и взял в руки тяжелый меч и круглый щит.

– Что ты кричишь, старый!

– Тревога! Из леса бегут! Разве не слышите?!

– Да кто? Наши, что ли? Там же дружина!

– За лесом поле! На нем дружина!

– Дружина! – замотал головой дед, так что шлем сполз на одну сторону и зацепился за ухо. – Кажись, уже там не дружина! Где Эрнаст? Пускай командует. Вот что, хлопчики, бежим. Нечего ждать Эрнаста. Бежим, я вам говорю!

Я судорожно сжал двумя руками древко, выставив грозное оружие пред собой. Блестящее лезвие завалилось, больно стукнув плашмя по лицу, кажется, приводя в сознание. Быстро посмотрел на Рату. Та поджала ноги к подбородку, скрючилась и смотрела прямо перед собой, не моргая. Волчонок уже прыгал рядом с дедом, уловив порыв, готовый бежать за компанию.

– Ну, как знаете, а я побежал. Прощай Звездочка, прощай.

Мужики с рыбацких деревень стали приходить в себя, стоило деду выбежать за обозы. Меч и щит он кинул, решив не тащить. Рата продолжала сидеть неподвижно, а волк устав прыгать, присел, и, склонив голову, серьезно посмотрел на меня.

– Я не могу, – замотал я головой, – Рата же… Пойдем, Рата. Дед куда-то делся, наверное, за подмогой побежал.

Волк зевнул, показывая длинный язык и устало подошел к колесу. Так и сидели мы втроем, каждый, думая о своем, с лицами испуганными и неподвижными, пока рыбники не стали явно беспокоиться. Один из них, старший, вскочил на подводу, потом резко спрыгнул на землю, и, не разгибаясь, хрипло закричал:

– Лучники занять оборону!

Его никто не слушал.

– Мать вашу, лучники есть?! Строиться в одну шеренгу! Готовиться к залпу!

Видно, в лагере не было лучников. Никто не стал строиться в шеренгу.

– Лучники! Ко мне! – надрывался рыбацкий старшина.

Я посмотрел на Рату. На ее лук и колчан. Подхватил с примятой травы оружие и кинулся к старшине. Волчонок с готовностью захотел последовать следом и поиграть, но я прикрикнул:

– Место! Охраняй Рату, – и зверь послушался, жалобно поскуливая, переминаясь с лапы на лапу, нехотя сел, подчиняясь команде.

Пока я добежал до старшины, к нему еще трое подтянулись. Пока натягивал тетиву на лук, сгибая концы, и втыкал стрелы перед собой, еще семеро. Когда старшина скомандовал:

– Приготовиться к залпу! – я за эти слова успел выпустить три стрелы одну за другой в сторону леса и виновато посмотрел на командира, натягивая снова тетиву. Тот укоризненно покачал головой.

– Залп!

Стреляли рыбаки необычно. Зажимали стрелы короткие, оттягивали луки. Суетились много. Когда снова залп скомандовали, я опять три раза успел выстрелить, ополовинив колчан. В лесу свирепо заревели. Ветер зашумел, принося в порыве листву жухлую, да большой шипастый камень. Сосед справа отлетел метра на три назад, да и не поднялся больше. Зря оглянулся посмотреть на него. Теперь руки дрожали, а лук в руках жил самостоятельной жизнью. Тетива же никак не хотела натягиваться.

Снова рев. Ближе намного.

– В кучу сбиваемся! Щиты вперед! Берем на копья. Все под защиту лучников!

Последняя фраза старшины подействовала на многих особенно хорошо. Хотя, какая защита? Я до сих пор не мог лук натянуть, а вон тот парень, настрелявшись, сел, лук бросив, голову обхватив. А на того, что улетел, поймав камень, и вовсе смотреть не хотелось.

– Залп! Лучники, залп!

В этот раз стреляли без меня. Впрочем, никто и не заметил. Слабый залп. Одно название. Впереди меня образовалась шеренга. Мужики стояли плотно, сбив, щиты и выставив копья. От напряженных потных спин поднимался пар, воздух искажался.

– Держать строй! Держать! – кричал старшина, багровея от натуги. Прилетел очередной каменный шар и сбил с ног сразу троих. Укатал мужиков в посеревшей от грязи осоке. Поиграл до хруста человеческих костей. Гулко стукнул в телеги за спиной. Ишь, как далеко укатился. Поднялись обратно в строй только двое. Помятые, виноватые, злые. На товарищей не смотрели. Рыбаки запереживали, загомонили, стали озираться.

Волчонок звонко тявкнул, привлекая внимание, в тот момент, когда время остановилось и наступила тишина. Я быстро посмотрел на него, а потом в направление той точки, куда он вытягивался. Руки машинально натянули лук. Стрела смотрела прямо поверх голов рыбаков, на подводу.

Сердце медленно стукнуло. Кровь в венах загустела, останавливаясь. Мир побагровел.