Николай Зайцев - Чёрные короли. Убийца минотавров

– Мне его тоже жалко. Хороший был мужик! О детях заботился. Простой, любил всех. Теперь нет его.

Из глаз Егорки обильно потекли большими каплями новые слезы. Вот ведь, не смог утешить ребенка. Что такого сказал? Да как с ними разговаривать? И надо ли вообще? Может, изредка мысли подкидывать, да помогать взрослеть побыстрее? Помнится, о таких обычно говорят: «О, развит не по годам, умен!» и никто из общества не догадывается, что в голове простого мальчонки обычный граф заключен, помощник и затейник еще тот.

Но сейчас точно надо вмещаться и поговорить по душам. Проявить настойчивость, а то миссия может к чертям завалиться.

Поговорить, как с солдатами? Я ведь только с ними умею. Но ему же два года, может три. Выйдет ли?

Попробовал, прибавляя в голос металла:

– Отставить уныние, ибо то грех тяжкий! Не время умирать, взбодрись! Неужто смерть папки твоего стала напрасной? Дотянись до малины, съешь ягоду! Будь мужчиной и начинай двигаться! Всю волю в кулак, сынок. Ты должен выжить! Очнись! Докажи всем, что ты не слабак. Докажи МНЕ, что ты не слабак. Давай!

Ребенок перестал плакать. Приподнял голову, завертел в разные стороны. Испуганно посмотрел в быстро темнеющий лес. Надо же. Сработало. Достучался, а говорят, малые дети не понимают ничего. Самый настоящий солдат.

А нет, показалось.

Егорка снова заплакал и стал зарываться в листву.

– Стой! Нет, парень. Так не пойдет. Скоро ночь. Скоро волки придут. Чем ты станешь от них отбиваться? Свистулькой?

Егорка покосился на коротенькую палочку, зажатую в крохотном кулачке, потом снова уставился в глубокий след, оставленный лесным чудовищем-великаном, и сжался, теперь уже, кажется, навсегда.

– Не вздумай! – запаниковал сразу я. – Ради батяньки надо жить. Вырасти и отомстить. Понимаешь?

Мальчонка кивнул и снова с интересом посмотрел в лес. Что-то его там постоянно привлекало. Вертится и носом меньше шмыгает, когда смотрит.

– Зайчик? – неожиданно спросил он. Я пригляделся. Из далеких кустов на нас смотрели два фосфорицирующих горящих глаза. Вот они мигнули, погасли и загорелись адским пламенем в другом месте, заметно сократив дистанцию. Хищник перебежал от дерева к кустарнику и затаился в густой траве.

– Хотелось бы, – пробормотал я, – готовь свистульку.

Егорка вытянул вперед себя прутик, переставая плакать.

– Малину съешь – наберись сил перед схваткой, будь как батяня, – подсказал я.

Мальчик послушно сорвал ягоду, засунул в рот, стал пережевывать, сосредоточенно работая челюстями, но мысленно он был далеко. Предстоящая встреча с зайчиком его возбуждала. Он искренне верил в белого пушистого зверька. Я – нет. У меня свело скулы. Ну и кислятина! Хотел выплюнуть, но проглотил.

Глаза хищника мигнули, потухнув, и я сжался, предчувствуя атаку хищника, говоря быстро:

– Бей в нос! У нас будет только один удар… Но какой!

Остро пахнуло псиной. Вместо стремительной атаки зверя я увидел большой нос. Такой огромный, что он закрывал прочий обзор, и я больше ни о чем думать не мог, не сводя с него взгляда. Может, не заметит?

Черный нос к нам не приблизился, сохранил дистанцию. Наверное, знал про свистульку и забоялся. Нос шумно задышал, раздуваясь. Я не в силах был отвести взгляда от этой мокрой губчатой пробки, ожидая разинутой пасти с длинными клыками. Съест за два раза. Жаль. Подвел я титана и не встретился с королем. Не успел. Оленьку тоже больше не увижу – не сдержал слово, умру подлецом. Мальчонку тоже не спас, не успел наставить на путь истинный.

Волк чихнул и попятился. Обернулся назад и завыл. Весьма странная реакция на ребенка.

– Егорка! – неуверенно позвал хриплый голос в сгущающей темноте. Под ногой мужчины громко хрустнула ветка. Он стоял перед зарослями малины, не решаясь сделать первый шаг. Рядом крутилась некрупная волчица, иногда махая хвостом и порываясь кинуться вперед и показать наш схрон. Впрочем, мужчина был очень осторожным и точно никуда не торопился.

– Егорка, – снова позвал он. Мальчонка зашевелился, поднял голову, опираясь обессиленными руками о край ямки, и я увидел Прохора.

– Так ведь это же Прохор, – хотел сказать я, но детский голосок пискляво выдавил: – Хор. Хор!

– Егорка, – взволновано, проговорил мужчина и шагнул в малину, ломая стебли.

Не покидало меня чувство, что жизнь – моя новая книга для кого-то, и тот, кто читает ее, не особо заботится о последовательности: захотел – тут открыл, а не понравилось место, так перевернул с десяток листов.

Хотя почему кто-то? Титан и есть. Сидел, наверное, сейчас за столом и листал. Скорей бы начитался отрывков, да открыл бы книгу, где я взрослый – сил нет сидеть в детском теле.

Титан не торопился и наслаждался моими мучениями.

Вот я мальчонка лет восьми. Первым делом кулак сжал и посмотрел на него. Вздохнул, маловат еще. Таким и не двинуть хорошенько. Потом огляделся по сторонам. Стояли с Прохором на зеленом холме и смотрели вдаль. Там в небо ясное и голубое поднимался легкий черный дым, ветром принесенный. Я старика сразу узнал. Кашлянул для порядка, подмигнул. Тот посмотрел на меня строго. Ничем себя не выдал. Не признал. Спросил грозно и сурово:

– Что видишь?

Я неопределенно хмыкнул, оценивая картину. Внизу селение с редкими домами, колодец, козы пасутся. Куры бегают, кудахчут. В небе ястреб – опять кто-то желтого цыпленка не досчитается. Дым далеко. Где-то горит знатно: черные клубы поднимаются слишком высоко в небо, закрывая легкой пеленой обеденное солнце. Ветер принес запах гари.

– А что я должен увидеть? – спросил на всякий случай.

– Тебе зоркие глаза для чего даны? – насупился Прохор. – Чтобы хлопать ими?

Слова обидные пришлось проглотить. Нет, я, конечно, ответил, как полагается, но вместо задуманного получилось:

– Вижу, дядюшка Хор, дым в небе, – голосок прозвучал пискляво и заискивающе. От досады чуть в сердцах не сплюнул.

– И что думаешь?

– Минькино горит.

Старик покачал головой, соглашаясь, пригладил седые вихры.

– Так. Правильно мыслишь. Сожгли Минькино дотла. Пойдем, больше мы ничего не увидим.

Стали спускаться вниз к селению. Аккуратные белые домики под соломенными крышами выглядели празднично, нарядно и как-то неестественно. Рядом крутилась серая волчица. Уши торчком, смотрит по сторонам, вынюхивает. Я не удержался, спросил, забегая вперед перед важным дядюшкой:

– А что мы еще должны были увидеть, дядюшка Хор? Чего так долго ждали?

Старик вздохнул, погладил бороду.

– Беженцев, Егорка, – пробормотал он и, минуя меня, зашагал дальше.

– Так не было никого! – скороговоркой выпалил я. – Никто не пришел из Минькино.

– Не пришел, – согласился дядюшка Хор и неохотно добавил, – и не придет уже никогда.