Владимир Поселягин - Спец

– Фронтовик, значит? – морщась и держась за челюсть, пробормотал генерал.

– Орденоносец, дважды награждён, орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». – Откинув полу шинели, я показал награды, у меня их не забрали.

А вот у командиров их не было, только рваные отверстия на их местах.

– Что орденоносец – это хорошо, только для нашей камеры ты званием не вышел, – сказал полковник.

– Я комиссован, и по сути – гражданский человек, так что теперь на звания, выше – ниже, мне плевать. А насчёт камеры – вы правы, сначала в одну завели, она полна была, даже сесть негде. Я даже отойти от двери не успел, как другой конвоир меня к вам отвёл. Здесь нащупал свободное место и вот, устроился. Кстати, нас кормить будут?

– Скоро баланду разнесут, – ответил полковник.

В коридоре явно царил переполох, слышался топот, ругань, но мои сокамерники не обращали на это внимания, и я решил, что это обычное дело. Больше со мной не говорили, вероятно посчитав, что я подсадная утка, выведывать информацию, да и мне особо говорить с ними было не о чем, они даже не соблаговолили представиться. Когда наконец принесли завтрак, я возмутился, что всем выдали пищу через раздаточное окно, а мне нет. Раздатчик даже глаза выпучил, заглядывая к нам в камеру:

– А ты откуда тут взялся? В этой камере трое должно сидеть.

– Меня не спрашивали, привели и заперли. Давай мою порцию, и смотри, чтобы не меньше, чем у остальных.

Я забрал миску с ложкой и кружку с напитком, похожим на чай, и, пройдя к нарам, пристроился на них. Стола не было, все ели, держа миски в руках. Хлеб – один кусок ржаного. Ел я быстро, подозревая, что могу не успеть. И действительно, только к чаю приступил, как за мной пришли. Причём втроём. Увидев, как они заскакивают в камеру, я, пуча глаза, в несколько глотков опустошил кружку. Успел. Не то чтобы я вот так есть хотел, до помутнения рассудка, но раз моё, то моё, всё съем и никому не оставлю.

Меня скрутили – миска и кружка полетели на бетонный пол – и в полусогнутом состоянии попытались повести к двери. А я не шёл, нога заболела, так что пришлось поджать ноги, и по сути меня понесли. Занесли в один из кабинетов, где находились двое командиров госбезопасности – хозяин кабинета в звании старлея и лейтенант, который ночью меня брал, и конвоир, что отводил меня в камеру.

Старлей с ходу у меня спросил:

– Как вы оказались в камере изменников родины?

– На них не написано, что они изменники, – пробурчал я. – Завели и заперли.

– Этот? – указал старлей на бледного конвоира.

– Этот завёл в камеру, она вроде полная была, судя по спёртому воздуху и шуму дыхания. Потом другой пришёл и отвёл в камеру, где мне свободное место нашлось на нарах.

– Точно другой? – прищурился старлей.

– Точно, он повыше был. А что случилось?

– Тут мы вопросы задаём, – отбрил хозяин кабинета и приказал конвоиру: – Свободен.

Когда тот вышел, хозяин кабинета, откинувшись на спинку стула и сцепив руки на животе, стал задумчиво меня изучать.

– Чего? – осмотрел я себя. – На мне узоров нет и цветы не растут.

– Ты был прав, нагл чрезмерно, – кивнул старлей лейтенанту.

– Вот и я говорю, что это подозрительно, – откликнулся тот.

– Хм, пройдите через круги ада на передовой, тоже чувство страха атрофируется. Так чего меня арестовали, есть причины?

– Не арестовали, а задержали до выяснения, – перебил старлей. – На вас поступила анонимка, что вы состоите в банде, ездите на угнанных машинах, участвуете в налётах, вас видели вместе с людьми, которые говорили на немецком.

– Ух ты! Серьёзные обвинения. И что, доказательства представлены? Хотя, постойте, что-то такое я припоминаю. Ну да, две недели назад участвовал в налёте на сберкассу в центре города. Да по ошибке перестрелял соучастников. Мне потом милиция также по ошибке благодарность объявила, бывает. Или вот: восемь дней назад я доставил шефскую помощь нашему госпиталю, продовольствия полную машину. Это тоже, наверно, считается диверсией? О, а по поводу встречи с немецким резидентом. Я немецкий учу и желаю получить разговорную практику, и нашёл такого собеседника, профессора медицины, знающего немецкий в совершенстве, но то, что он резидент, я не знал, спасибо, открыли мне глаза. Что же вы сидите? Быстрее нужно хватать его, пока он ложкой подземный ход к немцам не прокопал.

Несколько секунд старлей пристально смотрел на меня, после чего вздохнул.

– Вы можете быть свободны. Свои вещи заберёте на выходе. Извиняться за задержание не буду, из-за вашей наглости. Свободны.

Вызванный конвоир сопроводил меня к выходу. Там я получил свои вещи, но пистолета не было, что меня возмутило.

– Эй, а оружие?

– А у вас есть документы на него? – поинтересовался дежурный, что всё выдавал.

– Это трофей, взятый мной лично в бою.

– Будут документы на него, получите.

– Не боитесь, что ответка прилетит?

– Что? – не понял тот.

– Потом поймёте.

Мысленно матерясь, я покинул здание управления НКВД и направился по площади к одной из улиц. Махнул рукой, подзывая пролётку, они тут обычно дежурят. Сообщив адрес, я велел побыстрее доставить меня до места.

Не стоит думать, что я такой борзый, отчего так себя вёл, не имея ума. О нет, я первым делом окидывал взглядом собеседника, снимая с него психоматрицу, опыт у меня был, исходя из этого и строился разговор. Старлею импонировали наглецы, так что тут я сыграл хорошо. А на выходе просто сорвался. На нервах был. Зря, конечно, но насчёт ответки я серьёзно. Арсеналы управления изрядные, даже несколько броневиков в гараже имелось, я успел их осмотреть сканером и решил подчистить их, полностью. В ответ за то, что пистолет прикарманили. Посмотрим дальше, может, злость и пройдёт.

Добравшись до дому, я первым делом затопил печи. Дом остыл, не хватало ещё, чтобы трубы водопровода полопались, но нет, к счастью, успел. Аня вечером будет, так что я всю одежду отправил в стирку, запах отбить, ну и сам попарился. Успел дела переделать, потом достал из браслета мотоцикл с коляской и покатил за женой, не хотел на трамвае трястись. Аня знает: без меня госпиталь не покидать, я всегда встречу её. Москва сейчас с наступлением темноты опасна, разного криминала хватало. Я усадил жену в коляску, и мы вернулись домой. Закатив мотоцикл в амбар, я убрал его в браслет. О том, что ночь не дома провёл, я ей не сообщил.

Где-то за полночь, обнимая жену в постели, я наконец дождался, когда участковый отправился в туалет, а там гнилые доски подломились, и он утонул. Я помог, дальности работы амулета-помощника хватало. Я же говорю, всегда ответку возвращаю. Интересно, как именно жители нашего района будут описывать его гибель?

Следующие пару дней всё прошло нормально. Участкового похоронили, хотя то, как он погиб, всё ещё вызывает улыбки у некоторых горожан, слух действительно разнёсся. Я продолжал работать с бронетехникой, все тридцатьчетвёрки, которые забрал обратно у немцев, были мной вооружены и заправлены и вполне на ходу. Я только профилактику провёл. Ну и КВ-1 начал заниматься, пока парочку снарядил и к боям подготовил. Все эти танки имели окраску немцев и кресты, но перекрашивать я не стал, хотя бочки с нужной краской были. Сегодня у Ани ночное дежурство, так что я подготовился и, когда стемнело, на эмке, той самой, на которой в первые дни катался, направился к управлению НКВД. Дальше, используя амулеты, я пробрался на склад вооружения. Вернул свой «парабеллум» и выгреб патронов к нему, всё, что было, да пару ящиков гранат, после чего покинул здание и, добравшись до припаркованной на соседней улице машины, вернулся обратно. Не думаю, что моё посещение и пропажу заметят, значит, никто не пострадает, ну и желание вернуть своё удовлетворил, даже компенсацию получил.