Борис Попов - Спасительная неожиданность

Под эти рассуждения чистого духом и не склонного потакать ненужным вожделениям человека, я, убегавшийся за день, бестолковый старый коняга и уснул. Хватит с меня! Я не воин, не святой, вот пусть дальше мастера этих средневековых дел как хотят, так и выкручиваются. Спокойной ночи!

Поспал я вволю. Рано утром кто-то возился, кряхтел, сопел, кто-то с кем-то переговаривался – мои сладкие сновидения это не нарушало. Я, как и в прежние поры, летел по трассе на «Жигулях» и радовался покупке нового автомобиля.

Потом трасса пошла какая-то неровная, меня стало сильно трясти, и я проснулся. Бодрствование меня огорчило не на шутку. Оказывается, меня за грудки трясла злая, как цепной пес боярыня, а какой-то обомшелый дедок сзади нее приговаривал:

– Вроде, не из тех он душегубов, матушка-боярыня. Не такая у него рожа зверская…

– Ты ж говорил, что они морды какими-то тряпками завязали! А он тут среди таких же главный!

– У тех глазищи уж больно сверкали! Как есть – смертоубивцы! А этот вяловатый какой-то, снулый… Может, муж твой чего знает?

– Чего он может знать, лапоть этакий! Сроду ничего не знал и не ведал! Да и его бы порастрясла, дух бы с него вышибла, да унесли куда-то черти Богуслава с самого утра!

Я присел, обвел комнату глазами. Николая тоже унесли добрые ангелы в неведомые дали. Ах да, он же хотел…

– Отдавай Елисея, гад смердячий! – нарушил степенный ход моих полусонных мыслей озлобленный женский крик. – Всю требуху из тебя вытрясу!

Это меняло дело. До своей требухи я жаден. Поэтому, озлившись, тоже повысил голос.

– На служанок своих теремных иди ори! Или на больных детках изгаляйся, а на меня не сметь тут выезжаться! Я – новгородский боярин Мишинич! Наш род знатнейший и богатейший, родовые земли за трое суток на лихом коне не останавливаясь не объедешь, и, может быть, каким-нибудь местным бывшим нищенкам не ровня, и не чета!

Голос деда отметил:

– Вот теперь похож. Но не очень. Жидковат все-таки – те помордастее были, посправнее…

Капитолина убавила звук и уже ласковым голоском попросила:

– Отдал бы ты любу моего! Последняя он радость моей жизни… Слава, он же неласков, не любит в этой жизни никого, кроме себя. Женились когда, только на знатность мою внимание и обращал – ему это в бабе главное, а вовсе не глазки, ручки да ножки. А женщине, да особливо в возрасте, внимание да ласка требуется, доброе слово… Отдай!

Эх боярыня, Богуслав в любви силен! Только любит почему-то не знатных русских дамочек, а замужних гречанок сомнительного происхождения или вовсе безродных француженок. Любовь зла, ей не прикажешь…

Но Капе я озвучил другую правду:

– Знать не знаю, ведать не ведаю, куда твой тиун делся! Он вор, его пути неисповедимы! Может на Змее Горыныче улетел грабить народ русский, а может, посвистывая, с Соловьем-Разбойником обнявшись, подался в глухие дебри проезжих поджидать? Ничего мне неизвестно! Получай сегодня развод и ступай ищи суженого своего!

– Нипочем не дам никакого развода! Привыкла к богачеству за пятнадцать лет, и ничего не отдам!

– Отдашь, срамница похотливая, все отдашь. Как сегодня суд митрополита Переславского решит, так и будет, – разъяснил наглючке подошедший протоиерей. – От него сейчас иду. Сегодня после обеда Ефрем в твои дела развратные сам вникать будет.

– Да может Славка сам ни одной юбки не пропускал!

– Ни один Закон, ни наш, ни византийский, на неверность мужа внимания не обращает. Муж – хозяин в семье, с него за эти мелочи никто и ничего не взыщет.

А вот со срамных женок взыскивать можно по-разному! Решит тебя Богуслав жизни лишить, снесет прямо на епископском суде неверную башку острой сабелькой, заплатит большой штраф и все на этом!

Кстати, за ложное обвинение, возведенное на тебя, за хулу необоснованную, с него так же взыщется.

– Зря хулит! Перед самим митрополитом на святой Библии поклянусь!

– Митрополит Ефрем вранье от правды легко отличает, да вдобавок Владимир двух теремных девок, которые твое блудодейство воочию сами видали, под неусыпной охраной содержит. Решишь обманывать, сразу с детьми попрощайся – прямо с Епископского Двора в монастырь свезут!

– Я боярыня! За меня все Нездиничи сражаться придут! Что скажу, то и правда!

– Не губи, матушка, Елисея! Я его с малых лет взращивал, на руках тетешкал! – бахнулся на колени старец. – Наплюй на деньги боярские! Убьют его зверюги эти, запытают! Сразу и его, и меня предупредили, что коли ты выступишь против развода, ждет хозяина моего смерть лютая и неминучая! А где они с ним сейчас прячутся, никому неведомо!

Тут дед подполз к боярыне прямо на коленках, обхватил ее ноги, прячущиеся под переливающейся атласной юбкой, и в голос зарыдал.

– И вот еще что, – добавил безжалостный к неверной боярыне протоиерей, – епископ велел Нездиничей на разбор больше четверых не приводить – ему там представление, как на базаре, ни к чему. Для Вельяминовых положение то же. У каждого из родов в эту четверку должен входить боец для Божьего суда – вдруг потребуется. Свидетели, истец и ответчик к этим людям не относятся.

– На что нам тупые бойцы, – зашипела Капа, оттолкнув ногой ползающего в горести деда, – каждый из Нездиничей сам первейший воин, наводящий страх на врага! Нам лучше взять с собой религиозную старенькую праведницу из нашего рода! Враз епископу правду-то покажет!

– То-то страшные Нездиничи месяц назад с поля боя всей толпой убежали, бросив наш левый край! – прогудел от двери бесшумно подошедший Богуслав. – Я от Мономаха иду, он такими красками эту историю живописует! Не только щиты, но аж и мечи со шлемами покидали, чтоб ловчей убегать было!

– Это Переславскому митрополиту Ефрему все равно! – оборвал боярские речи святой отец, – он лицо духовное. Хотите старушку ведите, пусть она за вас на Божьем суде сражается, епископу до этого дела нет. Встречаемся на Епископском Дворе после обедни. Опоздал кто или не явился, дело все равно слушается, опоздавших не впускают, невзирая на любые оправдания. Суд обязательно состоится в указанное время!

– Ефрем боярам Вельяминовым благоволит! – попыталась загнусить достойная представительница рода Нездиничей.

– Правила для всех одни! – пресек лишний базар Богуслав. -Уже на всех площадях глашатаи объявляют обстоятельства дела. Ваше обычное вранье здесь не пройдет! К назначенному часу митрополита посетит сам князь Владимир Мономах с представителями от трех других боярских родов. С Ефремом уже все согласовано. Я тебе, Капка, теперь за ваши подлости с Елисеем, больше четверти даже и с детьми не дам. Дружинники мне все рассказали про ваши дела хорошие. А захочет епископ постричь тебя в монахини, препятствий чинить не стану!