Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…

— Жестко отомстим, — я повысил голос, чтобы слышали все. — За каждого убитого нашего, мы будем убивать по два… Нет – по десять немцев. И убивать так, чтобы остальные потом боялись даже собственной тени. Террор я им обеспечу!

Славко и Казик вернулись через три дня. За это время мы уже успели перейти на новое место и даже немного там обжиться. Новый лагерь был разбит на небольшой, заросшей лесом, возвышенности, у подножия которой журчал ручей. Все то время, пока мы ждали врача, Ляля ни на шаг не отходила от Антона, ставя ему компрессы и успокаивая, когда тот начинал особенно сильно метаться в бреду. Она же всем нам, кто был ранен, меняла повязки и вообще – взяла на себя обязанности медсестры. Глядя как она хлопочет над Антоном, или на то, с каким серьезным лицом она перематывает мою раненую руку чистой тряпкой, даже не верилось, что девочке всего двенадцать. Похоже, война, продлившая пока еще лишь несколько месяцев, и все перенесенные тяготы, заставили этого ребенка повзрослеть раньше срока. Ей бы в куклы играть, а не возиться с окровавленными тряпками…

Как бы там ни было, но под конец третьего дня, Алик и Ян, посланные встречать возвращающихся ребят, вернулись в лагерь не одни. Позади них спокойно шел лысый человек с пышными усами, среднего роста, одетый в абсолютно дико смотревшийся в этих лесах костюм с тонким галстуком, поблекшие от дорожной пыли туфли и с небольшим саквояжем в руках. За ним гордо вышагивали выполнившие свое задание Славко и Казик.

— Алексей, — я пожал руку человеку в костюме и, заметив, что он как-то неодобрительно кривиться, переводя взгляд с меня на все суетившуюся возле Антона девочку, пояснил. — О перестрелке в Сенном слышали? Она у старосты там в прислуге была. А потом за нами увязалась…

— Конечно слышав, — взгляд пришедшего немного потеплел. — Последние дни только про то все и говорят. Меня звать Максим Сигизмундович.

— Как поживает уважаемая Яся Ярославовна? — из-за дерева вышел Генрих, сияя улыбкой, будто новенький червонец.

— Генрих Герхардович! — просиял доктор. — Все добрэ. Жывы-здоровы. Очень рад вас видеть, хочь хотилось бы встретиться в другом месте и не при таких обстоятельствах…

— Ну, извиняйте, Максим Сигизмундович, — развел руками Генрих. — Как все это закончится, буду рад встретиться с вами в более подходящей обстановке.

— Ловлю вас на слови, Генрих Герхардович, — улыбнулся врач, повернулся ко мне и указал на Антона. — Я так понимаю, то и есть мой пациент?

Мы подошли к Антону. Ляля, все это время следившая за Максимом Сигизмудновичем, робко встала и отошла на шаг назад. Врач, улыбнувшись девочке, присел рядом с раненым и принялся аккуратно снимать повязку.

— Принесите воды, — попросил он, не отрываясь от своего занятия.

Славко, которому объяснили как добраться до ручья, схватил котелок и мигом исчез из виду. Вернулся он спустя минуту и застыл, не зная что делать с водой дальше. Максим Сигизмундович, справившись наконец с повязками, все сидел на корточках и изучал ногу Антона. Я тоже посмотрел и увиденное мне очень не понравилось. Кожа вокруг раны сильно покраснела и распухла, а из-под сорванной вместе с повязкой корочки проступили белесые капли гноя. Заражение – налицо. И смачивание самогоном повязки, судя по всему, не помогло совсем. Как бы Антон без ноги не остался…

— Его надо в больницу, — задумчиво произнес врач, глядя на рану. — Давно он так?

— В Сенном ранили, — ответил я. — Без сознания уже около четырех дней. Только, вы же понимаете, что в больницу определить никак не можем…

— Сделаю, шо змогу, — вздохнул Максим Сигизмундович и, уже другим тоном, приказал. — Принэсить щэ воды и вскипятить.

Пока вода закипала, врач копался в своем саквояже, что-то шепча под нос. Потом он начал вынимать оттуда блестящие инструменты, кое-какие отправляя в бурлящую воду, а какие-то бросая обратно.

— Надо руки вымыты, — сказал он, вытаскивая из саквояжа завернутый в тряпочку кусок мыла. — Генрих Герхардович, поможэтэ? Тоже руки вымыйтэ.

Славко слил воды из фляги сначала на руки врача, потом помог Генриху.

— Ничого не касайтэсь, — предупредил Генриха Максим Сигизмундович и принялся, указывая на инструменты в котелке, говорить Генриху их названия.

Я еще немного понаблюдал за подготовкой к операции и, поскольку все равно ничем не мог помочь, отошел к Казику, который стоял чуть в стороне и наблюдал за действиями врача.

— Как сходили? — спросил я его.

— Всэ добрэ, — вытянувшись, отрапортовал Казик. Но потом он расслабился и начал рассказывать уже другим, каким-то хвастливым тоном. Ей-Богу – мальчишка! Куда ему воевать… — Вночи, как приказали, зайшлы в село. Хату найшлы одразу. Славко в окна позаглядав, а я его прыкрывав. А потом, як Славко рукою махнув, постукалы в двери. Хозяин выдкрыв и, як мы розказалы про все, нэ хотив з нами иты. Я уже думав револьвэра дистати, а тут Славко про Германа сказав. Так Максим Сигизмундович сразу сказав, шо з нами, як разсвите, за селом встретится…

Подошел Славко, в помощи которого Максим Сигизмундович больше, вроде бы, не нуждался. Слушая рассказ Казика, он время от времени вставлял свои замечания или дополнял его. Я задал еще пару вопросов и, получив ответы, дальше слушал вполуха. Основное я уже понял, а подробности – главное, что закончилось все благополучно. Вскоре к нам присоединился Ян. Увидев нового слушателя, ребята начали свой рассказ с начала, а я снова подошел к врачу.

С Антоном Максим Сигизмундович провозился почти два часа. Наконец, наложив новую повязку, он устало разогнулся и попросил снова слить воды на руки.

— Пулю я вытяг, — намыливая руки, произнес он, — и рану почыстыв. Дальше всэ только в його руках. Организм крепкий – должен выжыты. Только кормыты його добрэ надо – крови много потеряв.

Максим Сигизмундович вытер руки и, отметая мои слова благодарности, протянул мне извлеченный из саквояжа бумажный сверток.

— Тут порошок. Сыпьтэ на рану, как повязку менять будете, — тут его взгляд упал на мою повязку. — Вы, смотрю, тож ранены. Давайте я посмотрю.

— Да вы хоть отдохните, Максим Сигизмундович! — я отступил на шаг назад. — Два часа с Антоном провозились! Давайте хоть поедим сначала…

— Не люблю работу оставляты на потом, — отмел все мои возражения врач, уверенно разматывая тряпку с моего плеча. — От с Антоном тем. Ще день-два, и була б гангрена. Так шо показуйтэ свою руку.

Сняв повязку и не обращая внимания на мое шипение – тряпка пристала к ране и пришлось ее отрывать – Максим Сигизмундович осмотрел мое плечо и поцокал языком.

— Вы тоже, як будете перевязуваты, сыпьте той порошок, — сказал он. — Рано чуть воспалилась, но заражения вроде нэма.