Вадим - Рус. Заговор Богов

«Так это я виноват, оказывается?!», — возмутился муж, но… отложил выяснение «на потом». А когда настало это «потом» — блаженно уснул.

Девять месяцев пролетели незаметно.

Перед родами молодая мамочка сильно переживала, но процесс прошел на удивление легко: быстро, в особенности для первородящей, и почти безболезненно. Тиренкам-повитухам не пришлось поить княгиню традиционным степным обезболивающим и укрепляющим отваром, а приглашенный целитель чуть не уснул. На лекаре настоял мечущийся в соседней комнате отец:

— Ничего, Пиренгул, Низарин, — мать Гелинии все-таки соизволила явиться на такое событие. Обычно она дочь игнорировала. Впрочем, это чувство у них было взаимное. — Не обеднеем. В обычаях моего народа рожать в присутствии Целителя. Да вы садитесь! — Рус показал на удобные округлые диваны. Они находились в «золотой» гостиной — овальной, смежной с супружеской спальней, где сейчас, по представлениям Руса, тужилась Гелиния. — А то я сам, как в муравейник залез… вина, уважаемая Низарин?

— Не откажусь, — ответила теща, кокетливо улыбнувшись и скромно потупив глазки.

— Да успокойся ты, Рус! — воскликнул совершенно уверенный в себе тесть. По крайней, выглядел он таковым. — Гелингин — баба здоровая, тем более маг-подмастерье. Уж с таким плевым делом — справится!

Низарин, оглядев мужа с ног до головы взглядом «а ты сам-то пробовал? Плевое дело?!», промолчала, как истинная тиренка живущая по заветам предков, и изящно отхлебнула красного вина из смешного бокала с длинной ножкой, невесть откуда появившегося у неё в руке — это уже по-архейски, по обычаям просвещенных земель. Слуги, а их Рус с удивлением насчитал аж четыре штуки, держались незаметно.

«Блин, настоящий дворец, в натуре!», — почему-то возмутился он.

Хотя, понятно почему: во-первых, волновался так, как не переживал никогда в жизни; во-вторых, он еще помнил сей дом абсолютно пустым, только с ним и Гелинией внутри большого здания. И та пустота удивительным образом не давила, была теплой, благожелательной. Тогда дом казался живым. Он, конечно, и сейчас таковым оставался, а с активированными узорами — даже более того, но… по мнению высокомерных, но, хвала богам, сгинувших каганов «толпа грязных людишек, вечно снующих туда — сюда» не давала в этом убедиться.

Задремавший под натужные стоны роженицы Терентий проснулся от богатырского крика младенца. Посмотрев, как ловко действуют повитухи, даже не пошевелился, чтобы помочь. Опытные тиренки все делали правильно, а сияющая мамочка могла послужить натурщицей для сюжета «счастливая женщина». Целитель вгляделся в орущего малыша. «Здоров», — определил через пару мгновений и… не поставил в ауру «младенческую силу» — тайную целительскую структуру, укрепляющую защитные силы человека.

Орден Исцеляющих не вмешивался в политику. В войнах участвовал исключительно в качестве лекарей, по возможности помогая обеим сторонам. Но был он жаден. Как весь орден в целом, так и большинство его членов. То ли это была особенность Силы, то ли воспитание в школах ордена шло в этом специфическом направлении. Но как бы там ни было, когда древние маги-Исцеляющие создавали структуру «младенческой силы», которая, кстати, в свое время резко снизила детскую смертность, то получилась она с побочным эффектом. Во-первых, вероятность возникновения склонности к Силе резко снижалась (Целители являлись единственным орденом, который вел статистику в современном земном понимании этой науки); во-вторых, спустя много лет, у некоторых людей с этой меткой могли возникнуть псевдо-заболевания, излечиваемые только Целителями и, разумеется, за хорошие деньги. То, что, допустим, «красноглазие», «ложное бельмо» или «лицевой лишай» можно было не лечить вовсе, — другое дело. Убийцами маги-Исцеляющие все же не были и частенько псевдо-болезни проходили сами. Вместе с юностью и брачным возрастом. Но, пожалуй, главной особенностью той древней структуры была абсолютная скрытность: она полностью растворялась в ауре и обнаружить её можно было только если знать о её существовании.

Не склонные к Силе люди всех просвещенных стран (богатые и просто состоятельные), не ведали о существовании какой-то там структуры, не вели статистику, но Целителей на роды не приглашали. И вовсе не из-за дороговизны! Это считалось дурной приметой. Маги остальных орденов тоже не подозревали о существовании «младенческой силы», но интуитивно чувствовали что-то не то.

Чувствовал и Рус, но Терентий был не обычным Целителем. Он являлся тем самым высоким мастером-Исцеляющим из Эолгула, которого Рус, приняв вид ожившей статуи Эскулапа, вызывал в свою мини-вселенную, в глубины своей души. Потом Терентий совершенно бесплатно вытянул Адыгея буквально из Долины предков и до Руса доходили слухи, что этот мастер основал какое-то «течение за истинное милосердие». Пока, вроде, в ордене у него было немного сторонников. Точные сведения, увы, из этого закрытого учреждения не распространялись и будущий папа довольствовался тем, что слышал.

Когда Гелинии пришло время рожать, то подумал и, пойдя на поводу у абсолютно земных страхов за здоровье жены и первенца, решил пригласить на роды доктора. Это самодурство жена с тестем встретили, мягко говоря, удивленно. Но не оспорили — видели, что бесполезно.

Провожая Терентия в комнату к роженице, Рус никак не объяснял свой необычный поступок. Не выдержал сам Целитель:

— Зачем, князь?! — В составе десятка лекарей от эолгульского филиала ордена (считай — эндогорского), он уже около года жил в Кальварионе и Альвадисе, и знал, что муж Гелинии, помимо всего прочего, тоже настоящий владетельный князь Кушинара и чуть ли не бог для местных этрусков, два полка которых являлись самыми боеспособными воинскими подразделениями.

— Я переживаю за жену и ребенка. Неужели неясно? — Русу, вслед за вставшим лекарем, тоже пришлось остановиться. От нетерпения он переминался с ноги на ногу.

— Княгиня больна?

— Нет. Очень надеюсь, что нет.

— Ребенок.

— Жена и шаманы говорят — полностью здоров. Но ты их еще проверишь, о цене договоримся. — Рус умолчал о том, что он и сам, как только умел, изучал беременную Гелинию.

— Но это же… это… — Целитель не знал, как сказать «плохая примета».

— Не верю я в приметы, господин Терентий, а о жене и первенце очень беспокоюсь, очень! — последнее сказал так многозначительно и глаза его сверкнули так пронзительно, что у целителя пропало всякое желание спорить.

— Тогда идем быстрее, князь. Но учти, денег я возьму с тебя много. Нет, нет, не беспокойся! Я уверен, что все будут здоровы и счастливы, просто у меня принципы.

В ответ Рус кивнул, мол, слышал о них и даже разделяет: с богатых — много, с бедных — меньше, с неимущих — совсем плату не брать; помощь оказывать всем.