Тамара Вепрецкая - Сантрелья

Давно уже финикийцы, почитавшие себя хозяевами Средиземного моря, подбирались к Тартессу, не желали они примириться с его главенством на крайнем западе. Им удалось отвоевать пядь земли возле Геракловых Столпов /*Пролив Гибралтар/ и воздвигнуть там свою колонию — крепость Гадир /*Современный Кадис — город на юго-западе Испании на побережье Атлантического океана/. Но Тартесс не сдавал свои позиции.

Настало время, когда возвысилась одна из финикийских колоний на Севере Африки — Карфаген — и прибрала к рукам былую славу Финикии, претендуя на морское владычество. И вот уже мы, карфагеняне, стали искать пути поколебать могущество Тартесса. Но не шли на конфликт его правители. Находили себе союзников среди греков. Однажды великий царь Тартесса Аргантоний принял делегацию эллинов с особыми почестями, и окрепла дружба между двумя народами. Правда, упустил царь из виду внутреннее единство, не сумел предотвратить разногласия.

Не всем в Тартессе нравилась дружба с эллинами, и появились сторонники торговли и особых контактов с финикийцами, особенно с Гадиром. После смерти Аргантония страсти накалились, и у кормила власти чередовались то правители, выступавшие за тесные отношения с греками, то те, кто поворачивал лицо к финикийцам. Распри приводили к ослаблению центральной власти тартесских царей. А местные царьки различных племен, составлявших огромную Тартесскую империю, пожелали отделиться и возвыситься.

И вот на престол взошел Лигудис. Пытался он вернуть времена прадеда своего Аргантония. Заключил он вновь союз с греками и стремился укрепить единство Тартесса. Однако брат его Габинторий сам жаждал царствования и вступил в сговор с финикийцами из Гадира, обещая им льготы торговые и доступ свободный к рудникам. Гадитане устроили несколько провокаций и вынудили Лигудиса собрать войска и двинуться на Гадир. Тогда гадитане обратились к Карфагену. Ликовал Габинторий, заручившись таким могущественным союзником.

Однако, неприступен был Тартесс, защищаемый природными водными преградами — реками и озером. Второе кольцо обороны города составляли крепостные стены, оберегавшие его не только от врагов, но и от натиска стихии во время наводнений, штормов, приливов и отливов. Владели тартессии особым секретом и умели сдерживать гнев морского владыки. Государственную тайну действия портовых врат, открывавших доступ судов прямо к городу, доверяли лишь избранным. Казалось, ничто не могло угрожать этой могучей островной крепости. Лигудис также призвал на помощь соседние племена, в том числе независимых воинственных кельтов.

И началась братоубийственная война. А интересы Тартесса не отстаивал никто: за власть сражались братья, за ослабление Тартесского могущества — чужаки с обеих сторон. Победа играючи переходила из лагеря в лагерь, и поражения не избежала ни одна из сторон. И вот, ослепленный поражением, Габинторий, не ведая, что творит, выдал карфагенянам и финикийцам тайну портовых врат.

Без пощады расправлялся во все времена Карфаген со своими недругами. Не ослабить, а погубить Тартесс — только так мог Карфаген установить свое владычество на земле Гесперид /*Название Испании, согласно древнегреческой мифологии/ и на водах вокруг Геракловых Столпов. И разрушили карфагеняне систему контроля над водными силами, воспользовавшись предательством алчного брата. А когда разбушевался шторм, со всех сторон на город хлынули рассвирепевшие воды, — которые веками удерживались в узде, — словно мстили его жителям за это, и затопили великий Тартесс до основания. Не настолько силен был шторм, насколько страшен водоворот, возникший, когда воды устремились в город, все сметая на своем пути. Сами карфагеняне не ожидали такого исхода и едва успели отплыть на безопасное расстояние. С ужасом и в слезах взирал Габинторий на содеянное им самим и, говорят, безумным стал в одночасье, кинулся в пучину морскую, изо всех сил плывя к родному городу своему, исчезавшему под волнами. Да там и сгинул. Водная гладь покрыла недавно могущественный город. С удивлением и страхом увидели карфагеняне, как возвышался над водами, устремляясь в небеса, храм Солнца. Он переливался гранями, и загадочно горела вершина его, и разливали яркий свет восемь лучей, играя мерцающими бликами на волнах, и разбегались сияющими дорожками во все стороны, стремясь настигнуть своих погубителей.

И по сей день ночью, при свете луны или без оного, и днем, при свете солнца или без оного, посылает свои лучи во все концы водной глади этот таинственный храм Солнца, напоминая о великом боге-царе, основателе мощной державы, погубленной сынами своими в алчной борьбе за власть!" /*История гибели Тартесса вымышлена автором. Историки предполагают, что Тартесс погиб в борьбе с Карфагеном. Согласно тартесской мифологии, первым мифическим царем Тартесса считается Царь-Солнце. Историческим является имя царя Аргантония, которого упоминает Геродот в своей "Истории". Остальные имена также вымышлены./

Аленка! Как тебе? Ты помнишь Гайлана? Помнишь арабского старца в горах, учителя Святогора? Он же намекал на гибель самого древнего города в Аль-Андалус из-за братоубийственных распрей! Ничего больше не скажу. Даже если это просто красивая легенда, в ней должен скрываться ключ к тайне Тартесса!

Остальные новости тебе расскажет Володя и еще передаст тебе то, что я давно уже должен был передать. Прости, но я решил, что тебе необходимо увидеть это своими глазами и прочитать самой. Я считаю, что я не вправе выступать в роли посредника. Держись, родная моя сестренка, не плачь, пожалуйста!

Целую тебя и обнимаю,

Коля".

Концовка письма вызвала у меня недоумение. Неожиданно ослепительная молния разорвала небосвод, оглушительный громовый раскат встряхнул всю нашу маленькую планету. Секундная пауза, как вздох, — и все усиливающийся шелест ливня превратился в шум водопада, а очертания предметов за окном оказались поблекшими и размытыми. Я инстинктивно рванулась закрыть окно.

— Вы боитесь грозы? — удивился Владимир.

— Как бы происходящее за окном невольно не стало иллюстрацией к тому, что я только что прочитала! — отшутилась я. — Кстати, моя реакция оправдала ваши ожидания?

Он кивнул, расплывшись в улыбке.

— Когда расшифровали текст? — посерьезнела я.

— Недели три назад закончили предварительную обработку текста, признав его более или менее верным, — ответил Владимир. — Собственно в содержании, по мнению ученых, вряд ли произойдут изменения, только в формулировках.

— Это финикийское письмо?

— Да. Датировали плиту приблизительно пятым веком до нашей эры. Признали, что она принадлежит Карфагену, — объяснил он.