Тамара Вепрецкая - Сантрелья

Ужасало меня и отталкивало, что не в споре мирном, не в бою честном, где судьей им был бы народ их русский, решали они судьбы государства своего. Отдавали они землю свою на растерзание наемникам неверным, коим дела не было до люда русского, коих влекла на Русь лишь нажива и жажда завоевания. Святополк призвал на подмогу себе печенегов, хитрых и коварных, да ляхов, Русь ненавидевших. Но и князь мой Ярослав варягов нанимал, давным-давно мечтавших распоряжаться на Руси.

В первом со Святополком Окаянным столкновении нанесли мы ему поражение серьезное. И ушел Святополк со своими покровителями ляхами, ведь в родстве состоял он с королем их Болеславом. Киев призвал тогда Ярослава на великое княжение. С облегчением принимали киевляне его и с настороженностью: новгородцы вечными были им соперниками. Будто князь победою своей утверждал могущество Новгорода перед Киевом.

Выпало тогда затишие недолгое. По велению Ярославову, перевез я семью свою в Новгород. Убедил меня князь, что город северный в стороне от страшных битв стоит, и семье там будет безопаснее. И вкусил я месяцы покоя семейного. Родила жена моя Звенислава мне еще сына Владимира, а уж несколько лет спустя и дочь, по настоянию моему, нареченную Еленою.

Но снова Святополк на Киев пошел, собрав полки многочисленные. И одержал верх Окаянный с ляхами, и стали ляхи Киевом управлять и глумиться над людом русским.

В Новгороде Ярослав вновь нашел приют. Потянулись снова месяцы, когда князь рати новые сбирал, силы скапливал для битвы решающей. Вот поднялся Киев нежданно-негаданно против иноземцев ненавистных: стар и млад против ляхов восстал, кто с оружием, а кто с палкою, а кто кулаком отбивалися. И король Болеслав покидать велел стольный град, а уходя, учинил грабеж невиданный.

Когда ляхи прочь ушли, Святополк опасался один на один остаться с киевлянами и бежал позорно к печенегам. А уж тут и Ярослав подоспел со славным своим воинством, да на реке Альте со Святополком мы встретились, прямо там, где Борис погиб. И не сдобровать было Окаянному, как на угольях вертелся он на месте этом, гнусным коварством его меченном. Битву проиграв, он покинул Русь и бежал на запад без оглядки, и все чудились ему преследователи и погоня во сне мерещилась. Так и сгинул он в пути от страха, самим же нагнетаемого.

И с тех пор сел князь Ярослав на престол великокняжеский, начал жизнь на Руси устраивать. Сей великий князь поражал меня своей книжностью. С детских лет прочитал он книг великое множество и имел к наукам особое расположение. Не один раз в разговоре сходились мы, восхищался он моими познаниями. Веру христианскую в спорах обсуждали мы. Соглашался я со многими его доводами, в то же время, принимая и уважая веры иные, имел я взгляды более широкие, менее к догмам склонные.

Почитал князь первейшим долгом своим распространение христианской веры на Руси. Однако после бесед наших многочисленных признал великий князь, что негоже добиваться от народа веры насилием, как негоже требовать от него слепого поклонения, ибо слепая вера приведет как к слепому послушанию, так и слепому предательству. И озаботился князь расширением знаний книжных и практических среди дружинников своих, обучением грамоте и письму всего люда русского. Начал книги он сбирать из соседних стран в книгохранилища — библиотеки первые русские, и велел он книги эти на русский язык перекладывать. И от всей души передал я в дар князю-книжнику часть книг, сердцу моему дорогих и со мной долгий путь проделавших.

Спешу довершить я жизнеописание свое, ибо только что пришло известие о новой распре разгорающейся. Движет свои полки на стольный град брат молодший Ярославов Мстислав из далекой Тмуторокани. До сих пор оберегала меня судьба от гибели, но под богом ходим все.

Завещаю сыновьям моим передавать рукопись сию из поколения да в поколение через старших сыновей, а коли не будет сыновей — через дочерей. И уповаю я, что дойдет она когда-нибудь до века того далекого грядущего и чудом или по божьему волеизъявлению в руки попадет друзей моих таинственных, всем сердцем мною любимых и ни на мгновенье не забываемых. Пусть эта воля моя будет исполнена! Да прочтут далекие друзья мои страницы эти, да вспомнят они на мгновение о днях, что вместе мы пробыли! Да поймут они и поверят мне, что любовь свою к ним чрез года я пронес!"

Отложила я прочитанные страницы, и ступор сковал все мои члены. Солеными, разъедающими струями обильные слезы стекали по щекам. Я попробовала вздохнуть, но ком боли сдавил мне горло. Боль охватила все мое существо, невыносимая душевная боль невосполнимой утраты.

Постепенно жизнь входила в привычную колею. Я втянулась в работу, окунулась в нее с головой, чтобы ничего не замечать вокруг. Боль несколько притупилась и отступила. Иногда я бередила затягивающуюся душевную рану, снова и снова перечитывая строчки, написанные моим призрачным, будто придуманным любимым человеком.

Прочитал рукопись и брат. Долго смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова, потом обнял меня и сказал:

— Жизнь продолжается, Аленушка! А ты должна быть счастливой оттого, что знаешь — он любил тебя всю свою жизнь. В каждой строчке сквозит эта его любовь. Именно любовь и заставила его взяться за создание этого труда.

Прошло три месяца. Коля, не без трудностей, все же добился восстановления в Институте археологии. Испанская археологическая наука от многочисленных организаций забросала русских археологов запросами на имя Быстрова Николая. Наконец, подключился Ветров, теперь уже не лично Коле, а всему институту, торжественно обещавший спонсировать археологические изыскания Быстрова в Испании. Осознав, что денег от него не требуется, Институт археологии восстановил Николая в должности старшего научного сотрудника и командировал в Испанию на поиски таинственного, полулегендарного Тартесса.

Уже в середине марта, Коля сорвал все свое семейство с насиженного московского гнезда и отправился на встречу со своей мечтой. Эти три месяца Люда вся светилась от счастья и во всем поддерживала мужа. Наблюдая за их отношениями, Ветров признался мне:

— Ты знаешь, хотя я и активно не одобряю этих шлимановских наклонностей твоего брательника, я вдруг понял, что мешал ему все эти годы.

— Не бери на себя слишком много, — успокоила я его. — Сейчас все хорошо так, как есть. А что было, и кто какую роль играл, теперь не важно.

Игорь часто появлялся в моем доме, по-прежнему помогал мне во многом. Но в свою жизнь и в свою душу я его ни в какую не пускала.