Диана Удовиченко - Меч Ронина

вежливо произнес он, делая приглашающий жест.

Из соседней комнаты крысой выглянула Тоши. Делать нечего. Настя вышла, просеменила к столу, поклонилась и неожиданно для себя выдала:

«Ах да, – вспомнила она, – Кумико – девушка образованная и искусна в сложении хокку». Кажется, господину Сакамото ее ответ понравился.

– Присядь со мною, Кумико-сан, – предложил он.

Когда приглашает человек с окровавленной катаной в руке, отказываться неразумно. Настя опустилась рядом с Митсуо.

– Прости, Кумико-сан, за зрелище, не подходящее для прекрасных глаз, – учтиво кивнул самурай. – Но вакасю пел при мне непристойные песни. Я не люблю безвкусицы.

«Ишь ты, какой утонченный, – подумала Настя. – Можно подумать, не в публичный дом пришел девку поиметь, а в храм помолиться». Вслух же произнесла:

– Если Митсуо-сан будет угодно, я могу сыграть на сямисэне. Быть может, музыка уменьшит ваше недовольство.

Она и сплясать была готова, и на голове постоять, и монолог Гамлета прочесть – все, что угодно, лишь бы оттянуть момент уединения с самураем. Тот, казалось, пришел в доброе настроение.

– Буду счастлив насладиться твоим искусством, Кумико-сан.

Тоши, подслушивавшая разговор, подалась прочь, и вскоре слуга, согнувшись в три погибели, вынес инструмент с длинным грифом и прямоугольным корпусом. Поклонившись, подал его Насте, протянул деревянный бати [18].

Настя провела по шелковым струнам и заиграла. С ее точки зрения, получалось так себе – гитара звучала бы лучше. Но господин Сакамото заслушался, круглое желтое лицо приняло задумчиво-мечтательное выражение.

– Ты прекрасно музицируешь, Кумико-сан, – произнес он, когда Настя доиграла коута [19]. – Твои таланты поистине безграничны.

«Что бы ему еще предложить? – озадачилась Настя. – Чайную церемонию провести, что ли? Икебану сложить? Из чего только? Или, может, это… как его… оригами завернуть? Интересно, ему понравится бумажный носорог?..»

К счастью, самурай решил сам.

– Сыграй еще, Кумико-сан, – попросил он. – Мое сердце смягчается от волшебных звуков твоего сямисэна.

Настя и рада была стараться. Включила память Кумико, принялась играть одну мелодию за другой. По ее мнению, они не особо отличались, но господин Сакамото так, слава богу, не считал. Оказалось, недоделанная проститутка знает очень много мелодий. Митсуо так наслаждался музыкой, что служанка едва успевала подносить сакэ. Осторожно, на цыпочках, двое слуг подкрались к трупу незадачливого вакасю и утащили его прочь.

По прикидкам Насти, они провели вместе не меньше трех часов. В это время она то играла, то развлекала гостя изящной беседой, наполненной ей самой непонятными образами и тонкостями, то сочиняла хокку. Самурай вроде бы позабыл о предстоящем сексе, за который заплатил. Наконец он поднялся, пошатываясь, поклонился и произнес:

– Я был рад встрече и знакомству, Кумико-сан. Благодарю за гостеприимство. Увы, служебные обязанности заставляют меня покинуть этот дом. Но я непременно вернусь, и мы еще побеседуем.

Последнее обещание показалось Насте лишним – она бы с удовольствием распрощалась со стариком навсегда. Однако пришлось поклониться и ответить пространной любезностью.

– Благодарность за приятное времяпровождение, – господин Сакамото протянул небольшой позвякивающий мешочек из серого шелка.

Настя приняла его. Самурай вышел, стараясь ступать как можно тверже. Тоши, кланяясь на каждом шагу, побежала провожать гостя. Предвидя, что произойдет дальше, Настя запустила руку в кошель, выудила десять серебряных монет. Подумав, половину оставила, вторую, за неимением карманов, засунула в халу прически. Вернувшись, Тоши с удивлением произнесла:

– Господин даже не прикоснулся к тебе. Сначала я думала, ты ему не понравилась. Но он остался очень доволен. Сказал, обязательно придет еще.

В руке сводни позвякивал точно такой же шелковый кошелек.

– Что там у тебя? – старуха отобрала у Насти мешочек, заглянула. – То, что дают тебе гости, мое. Нужно же как-то окупать затраты. А тебя и продавать-то нельзя, пока господин Сакамото не взял свое.

Но, судя по плоской физиономии, которая так и норовила расплыться в улыбке, Тоши внакладе не осталась.

– Ступай в свою комнату. Повезло тебе. Будешь отдыхать, есть, спать и дожидаться клиента. Господин Сакамото сможет прийти только через неделю.

«На этот раз пронесло», – с облегчением подумала Настя. В комнате она смыла наконец осточертевшую косметику, уселась на постель в обнимку с сямисэном, поджала под себя ноги, легонько пощипывала струны. Томная грустная мелодия, лившаяся из-под бати, настраивала на задумчивый лад…

Кумико, закутавшись в меховой плащ, стояла в саду, наблюдая, как дрожит на голой сливе последний, чудом уцелевший сухой лист. На сердце было тяжело, в душе поселился мутный страх. Казалось, вместе с летом ушла из жизни вся радость и не вернется никогда, впереди – только бесконечная зима, холод, боль и горе.

Зашуршали палые листья под осторожными шагами. Кумико обернулась. Перед нею стоял молодой самурай из внутренней охраны замка. Сайто Акира. Сердце встрепенулось, забилось быстро, к горлу подступил комок. Как же он красив и смотрит так…

Акира порывисто опустился на колени:

– Госпожа…

Понурил голову, покорно ждал чего-то, будто жизнь свою ей вручал. У Кумико перехватило дыхание. Самурай склонялся все ниже, осторожно, двумя пальцами, коснулся самого краешка подола ее кимоно, припал благоговейным поцелуем. Она не знала, как поступить – замерла, глядя на его широкие плечи, черные густые волосы, стянутые в пучок на затылке. Вдруг Акира поднял глаза – взгляд его был беспомощным, ищущим и одновременно безумным. Мгновение они смотрели друг на друга. Ноги Кумико подгибались, хотелось броситься в объятия этого сильного, мужественного, но такого нежного человека.

– Клянусь тебе, Кумико-сан: я никому не дам тебя в обиду, – хрипло проговорил Акира.

– А если… – На глаза выступили слезы.

– Тогда я сам убью тебя. Клянусь…

Акира резко поднялся, быстро вышел из сада – не оборачиваясь, не задерживаясь, будто хотел убежать от своей такой безнадежной, такой отчаянной любви.

Ледяной северный ветер пронесся по саду, сорвал со сливы последний жухлый лист, швырнул на землю.

Сенкевич прошел во внутренний двор самурайских нагая, которые располагались по периметру вокруг его дома. Здесь пахло дымом и едой, ее готовили на кострах прямо перед входом. Два самурая мыли в кадке овощи, третий придирчиво выбирал тофу у торговца-разносчика. В глубине двора несколько человек устроили тренировку – разбившись по парам, сражались на бокэнах.