Инна Шаргородская - Когда пришел волшебник

А маг со шрамом действительно не был врагом, в этом Вероника теперь не сомневалась…

– Михаил Анатольевич, – сказала она, чувствуя, что снова начинает злиться на Кароля, – а как вы думаете, что сделает капитан Хиббит с Алиэттой? Если, конечно, найдет ее?

– О, – сказал Овечкин. – Лучше вам этого не знать.

– Почему?

– Вы не видели, что капитан сделал с ее братом…

– С Эдмоном? Когда? Где? Почему я ничего не знаю?

– Да вчера же, как раз пока вы с кавалером Грикардосом громили орденский особняк.

– Расскажите!

– Не хотелось бы…

Кароль, невидимый в этот миг в темноте, фыркнул.

– Будет вам, Михаил Анатольевич, – сказал он прежним смешливым голосом, словно и не было никакой ссоры с утра, и в маленьком тесном экипаже необъяснимым образом сразу сделалось уютнее и теплее. – Что бы вы себе ни думали, а есть на свете… твари, иначе не скажешь, которые не заслуживают другой участи.

Овечкин вздохнул.

– Наверное, вы правы, капитан. Но лучше бы вы его просто убили.

– А что вы с ним сделали, если не убили? – Любопытство превозмогло обиду, и Вероника повернулась к Каролю.

– Да убил я его, убил! – сказал тот. – В этом климате вряд ли он дожил до утра. Поди, заснул летаргическим сном, как все жабы на морозе…

– Жабы? – ахнула Вероника. – Вы что, превратили его в жабу?

– Нет. Я бросился на него аки лев, схватил за горло и вонзил ему в грудь свой верный кинжал. Вырезал сердце и скормил собакам. Это вам приятнее слышать?

– Да уж не знаю…

– То-то же. Михаил Анатольевич, надо думать, тоже не знает. Вряд ли ему случалось кого-нибудь убивать…

– Случалось, – коротко сказал тот.

– Человека?

– Демона.

– Демон не считается. И потом, в жизни не поверю, что вы убили его собственными руками. С помощью магии, небось?

– Не совсем, – вздохнул Овечкин. – Давайте переменим тему.

– Давайте, – охотно согласился Кароль. – А то разговор начинает приобретать какой-то профессиональный оттенок. Можно подумать, тут собрались убийцы. А ведь это не так. За нашим круглым столом сидят деятели искусств, деятели просвещения… всего один служитель Марса и затесался, но и ему почему-то не нравится убивать. Не нравится, поверьте. Я слишком люблю жить. А с моим богатым воображением совсем не трудно представить на месте убиваемого себя самого. Ох… лучше уж пусть превратят в жабу. Я не вампир-любовник, красота мне ни к чему. Зато какой-никакой, а все же шанс выкрутиться!

Он отодвинул занавеску и выглянул в окно.

– Через весь город едем… Далеко же спряталась наша красавица!

…Ехать пришлось действительно долго.

Разговор вскоре снова угас, все притихли, думая о своем, и Вероника даже начала задремывать, пристроив, с разрешения Михаила Анатольевича, голову у него на плече. Постепенно она пригрелась, и только-только в темноте под веками забрезжили какие-то картинки, обещая превратиться в настоящий сон, как экипаж остановился наконец, и кучер, по обыкновению всех шеморских кучеров, протяжно прокричал:

– Бродяжья пустошь!

Седоки высадились, капитан Хиббит расплатился, экипаж уехал. И в так и не рассеявшемся пасмурном сумраке все четверо принялись озираться по сторонам, мучительно соображая, куда же это они попали и как им, скажите на милость, отыскать здесь торговца птицами Цинарта.

Бродяжья пустошь являла собою именно что пустошь. Мусорную свалку. Чего здесь только не было – и груды ломаной мебели, и кучи тряпья, и ржавые железяки, и горы прочего хлама, изначальное предназначение которого теперь уже невозможно было определить. Поодаль, у подножия невысокого холма, чье происхождение тоже казалось сомнительным – не то природа создала, не то люди накидали, – виднелось десятка два вроде как обитаемых хижин, слепленных все из того же мусора – гнилых досок и битых каменных плит. Сквозь щели в стенах этих убогих построек просвечивал слабый свет, над трубами курился дымок.

– Здесь еще и живут, – вздохнул капитан. – Бомжи, не иначе. Неудивительно, что кучер не знал дороги – вряд ли сюда когда-нибудь приезжали приличные люди в экипажах… Что ж, делать нечего, надо стучаться в двери, беспокоить мирных обывателей.

Они торопливо зашагали к маленькому поселку, лавируя между кучами хлама. Кое-где даже из этой загаженной земли умудрились пробиться к свету чахлые пучки сизо-голубой растительности, при виде которых Кароль заметил, что кусты, кажется, перестали за ним следить.

– Такое облегчение, вы не представляете. Как-то не по себе делается, когда под каждым листом не то глаза мерещатся, не то уши… – и продолжил без перехода, не дав никому высказать свое мнение по этому поводу: – Знаете, чем больше я думаю, тем больше сдается мне, что «торговец птицами» – это иносказание. В столь прелестном местечке только зоомагазина и не хватает, вам не кажется?.. Торговец – ладно, но что может иметься в виду под птицами? Какие-нибудь наркотические зелья? Или просто яды? По киникейским поверьям, души умерших уносят на небеса именно птицы, так что вполне логично предположить, что средства, отнимающие жизнь…

– Избавь нас, Христа ради, от своих лекций, – буркнул Антон. – Ты вроде бы на дело идешь, вот и иди!

Этот мрачный красавец держался чуть позади Вероники, ни на секунду не упуская ее из виду, лишь изредка зыркая настороженным глазом по окрестностям. Да и остальные мужчины, не сговариваясь, окружили ее с разных сторон, так что шла сказочница, обладавшая на свою беду малой толикой квейтанской крови, посреди треугольника бдительных стражей.

Сама она, впрочем, страха не испытывала, свято веруя в немереные силы Овечкина и того же капитана Хиббита. Давно прошли времена, когда последний казался ей недоучкой, а про первого и говорить нечего. И куда больше Вероника волновалась за них, за своих мужчин, все еще чувствуя себя виноватой в их общих злоключениях. Подумать только, и здесь, в Тариане чуть ли не весь сыр-бор разгорелся из-за нее, из-за той самой квейтанской крови, пропади она пропадом!..

– Ах, масьёр, – с подозрительным благодушием ответил Кароль Антону, – когда все закончится, я, наверное, вызову вас на дуэль. Потешусь напоследок – перед тем как уйти в монастырь…

Он остановился перед первой же хижиной и негромко постучал в перекошенную, облезлую дверь, которая держалась не на петлях, а была попросту прислонена к дыре, заменявшей вход.

Внутри кто-то недовольно заворчал.

– Ох-грррх… Тилина, ты, што ль? Воротилась, паскуда? Дверь не сдвинуть, так надухарилась? Ох-гррр…

Послышались шаркающие шаги. Затем дверь рухнула наружу – визитеры едва успели отскочить, – и из дыры высунулась опухшая синеватая физиономия, увенчанная неровными клоками белесых волос.