Диана Удовиченко - Знак Потрошителя

– Вспоминаешь что-нибудь? – нарушил молчание Сенкевич.

– Нет.

– Я тоже. Странно, правда?

Чугунные ворота стояли распахнутыми, фонари на аллее не горели – да и кто бы их зажигал? Вокруг царило запустение, которое мгновенно завоевывает позиции в местах, из которых уходят люди. За лето двор успел зарасти бурьяном и полынью, теперь они высохли, длинные стебли уныло покачивались под холодным ветром. Дан поднял свой фонарь повыше, огляделся. Каменные стены покрывал толстый налет сажи, маленькие окна, из которых от жара вылетели стекла, теперь имели полное сходство с бойницами. Казалось, из дома смотрит то самое зло, о котором толковал Бэрримор.

– Жуткое место, – поежилась Настя.

Все трое вытащили револьверы, шагали медленно, останавливаясь, чтобы осмотреть местность, готовые в любой момент выстрелить.

Дворецкому тоже было не по себе, он, напротив, двигался торопливо, почти бежал, стараясь как можно быстрее миновать дом.

– Нам на задний двор, – тихо сказал он. – Зло там, в фонтане.

– Фонтан – зло? – переспросил Сенкевич, вглядываясь в обгорелую беседку, окруженную кустами. – Я помню его. Сэр Генри говорил, он был построен с какими-то нарушениями, поэтому ни дня не работал. Каждый владелец Баскервиль-холла пытался его починить, но проще было сломать и сделать новый. Так и остался в виде маленького пруда.

– А вас не смущает, доктор Уотсон, что за столько времени пруд не пересох? – произнес Бэрримор. – Или что вода в нем всегда ледяная?

– Скорее всего, пруд образован подземным ключом, – заметил Дан. – Что здесь необычного?

– Это не фонтан, джентльмены, – гнул свое Бэрримор. Он замедлил шаг, немного успокоился, но говорил торопливо, стараясь рассказать как можно больше: – Знаете, что в нем все время тонут люди? Их будто что-то тянет сюда. Когда я был мальчишкой, чуть не погиб здесь. Мои родители служили в Баскервиль-холле, как и многие поколения Бэрриморов до этого. Когда мне было пять лет, матушка приказала выполоть траву на заднем дворе. Стоял жаркий летний полдень. После работы мне захотелось освежиться, и я подошел к фонтану, собирался зачерпнуть воды, чтобы намочить лоб. Но когда опустил руку в озеро, что-то схватило меня и потащило вниз. Я будто онемел, не мог ни сопротивляться, ни звать на помощь. Черная вода манила, и я точно помню чей-то голос, который рассказывал, как хорошо мне будет в царстве мертвых. Если бы матушка не заволновалась, что меня долго нет, и не вышла во двор, сейчас я бы с вами не разговаривал, джентльмены. Матушка вытащила меня. Но тем летом в фонтане утонули трое детей. Они так же, как и я, хотели зачерпнуть воды. Только им повезло меньше: взрослые не успевали подбежать и спасти. Дети на их глазах проваливались в фонтан и исчезали. Тела не нашли. Обычно утопленники всплывают. Но не здесь.

– Даже если так, при чем тут Потрошитель? – нетерпеливо спросил Дан, перешагивая через груды обгорелой мебели, которую кто-то вытащил из дома.

– Все началось здесь, джентльмены. И здесь все закончится, я знаю. Весной, через два дня после того, как на болоте произошло первое убийство, я подметал задний двор и заметил: в фонтане плавает что-то белое. Пришлось подойти. Это была ветка омелы. На моих глазах она медленно погрузилась под воду и исчезла в глубине.

Бэрримор, кажется, справился с ужасом и волнением, говорил теперь складно, понятно. При словах об омеле Дан с Настей насторожились.

– Слишком много омелы, – сказал Сенкевич.

– Ничего удивительного, джентльмены. Это для христиан она – символ Рождества, а еще под ней полагается целоваться. Думаю, больше вы о ней ничего не знаете…

– Я перерыл кучу литературы, – обиделся Сенкевич. – Перечел труды Плиния. И отлично знаю: омела издревле была символом жизни, она использовалась в древнеримских и друидических ритуалах. Верховные жрецы богов носили венки из омелы. Ее отсекали специальным золотым серпом…

– Не время лекции читать, – перебил Дан. – Лучше скажи, как это связано с Баскервиль-холлом и Потрошителем?

– Могу только предполагать… – завел было Сенкевич.

Бэрримор шикнул.

– Сейчас обогнем западное крыло и окажемся на заднем дворе. Могу я вас попросить на всякий случай погасить фонари? Кто знает, вдруг мы тут не одни…

– Логично, – согласился Дан.

– Да и полнолуние сегодня, не споткнемся, – заметил Сенкевич.

Дойдя до места, все трое сначала замерли на мгновение, потом, как по команде, встали спина к спине, выставив револьверы. Бэрримор забормотал молитву. Посреди заднего двора стоял неработающий фонтан – мраморное кольцо, в котором чернела вода. На вбитом возле него деревянном столбе в серебристом свете луны белел тонкий силуэт. Издали казалось, что женщина просто стоит в странной позе, прислонившись к столбу, и, подняв над головой руки, наблюдает за пришедшими. Но вглядевшись, Дан увидел: ладони несчастной прибиты к столбу гвоздями. На женщине была свободная длинная рубаха из белого полотна, надетая на голое тело. Странно, но крови на ней было мало, зато босыми ногами покойница стояла в багровой луже. Голова, украшенная пышным венком из омелы, бессильно свесилась на грудь, длинные черные волосы разметались по плечам.

– Вот и Мэри Келли нашлась, – сказал Сенкевич.

Дан осторожно приблизился, коснулся шеи женщины – биения пульса не ощутил, но кожа была еще теплая.

– Убийца где-то рядом! Не мог далеко уйти! Сэр Генри, ищи!

Пес неохотно подошел, обнюхал рубаху покойницы, подбежал к задней калитке, уселся, глядя на темную стену деревьев, и завыл.

– Бесполезно, – махнул рукой Сенкевич. – Лес вокруг и болота. Ушел, как всегда.

Он подошел, чтобы осмотреть труп, но вдруг толкнул Дана, указывая на призрачную девушку, которая повела себя очень странно. Она стремительно подлетела к пруду, погрузилась в черную, непрозрачную воду, которую неспособен был посеребрить даже свет полной луны. Вынырнула и метнулась к Сэру Генри, опустилась перед ним на колени, молитвенно сложила руки. Пес, почему-то не видевший Машеньку, тем не менее что-то почувствовал, помотал огромной башкой, разбрызгивая слюни. Привидение снова бросилось к фонтану, от него – опять к собаке.

– У меня сейчас голова закружится, – пожаловалась Настя.

– Хотел бы я знать, что с ней, – проговорил Сенкевич.

– Говорил же, чокнутая она, – отрубил Дан. – А ты еще с ней беседовать пытался.

Машенька, пометавшись от фонтана к сэру Генри, вдруг свечой взмыла к вершине дуба, стоявшего за задней калиткой. Запуталась в ветвях белым клочком тумана, заходясь от беззвучного плача. Расплываясь в неверном свете луны, призрак схватился за белый шар омелы, которая выросла у самой макушки.

Сэр Генри поступил еще непонятнее: вытянулся в струнку, долго вглядывался в темноту леса, потом перемахнул через калитку и скрылся в ночи. Дан несколько раз крикнул, подзывая пса, – бесполезно.