Дмитрий Дашко - Спасти Козельск

Свешников, чутко понимавший настроение товарищей, на сей раз не мудрил. Обеспечив охрану, собственноручно притащил прямо в предбанник бутылку водки из НЗ, тонко нарезанное сало и хлеб. Выпили и вполголоса затянули песню. Конечно же, Трофима. Особенно хорошо получался последний куплет:

Водку растягивали, как могли: по наперстку, по капелюшечке, но она закончилась быстрее, чем хотелось. Еда сегодня в горло не шла, но когда допили, около предбанника раздался шум.

– Князь и бояре, – послышался голос Ермилы. – Войти можно? Дело у меня к вам.

– Входи, – разрешил майор, подумав про себя, что коли Ермила просится войти в баню к боярам, то дело очень важное.

Ермила ввалился в предбанник, заняв собой и без того тесное пространство. А, кроме того, в руках у сотника был какой-то мешок.

– Чего случилось-то? – поинтересовался Демин, не предлагая помощнику ни раздеваться, ни выпить.

– Вот, князь, и вы, бояре, смотрите, – озадаченно сказал Ермила, вытаскивая из мешка колчан.

– Ну, колчан и колчан, – хмыкнул Демин, осматривая трофей. – Хороший колчан, кожаный и золотом расшит. Дорогой, наверное. Кому-то из начальства принадлежал…

– Погоди-ка, – вмешался Свешников, забирая колчан из рук сотника.

Откинув слегка обгоревшую крышку, историк провел рукой по оперению. – Три стрелы… Красное перо… Бирюза…

Морошкин, хотя и не был профессиональным историком, но прочитал множество исторических книг. Потому и догадался раньше остальных.

– Получается, что мы самого Бату-хана ухлопали? – хмыкнул капитан, в свою очередь проведя рукой по оперению. – Три стрелы положены только хану в походе. Остальные носят полный колчан. Так, Алексей Михайлович?

– Так, – кивнул Свешников. – И красный цвет пера, с вкраплением бирюзы – это цвета хана улуса Джучи.

– Значит, Бату-хан разгромлен, – изрек командир. – Ну, тогда за это надо выпить. Только…

Демин тоскливо посмотрел по сторонам. Ну, где же взять водку, если ее еще не делают? Павленко, что ли, послать? Если этот э-э бляо-дун (это не мат, дорогой читатель, это Дон Жуан по-китайски) к девке не убежит, то чего-нибудь да найдет. Но нельзя Павленко отпускать. Трезвый – в доску разобьется, но все сделает. А вот если старлею попало в нюх, все… Побежит ведь по девкам…

– Не побрезгуйте, князь и бояре, – хитренько произнес Ермила, вытаскивая из мешка здоровенный кувшин – литра на два, с притертой пробкой. – Медовуха! Быка с ног повалит!

– О, наш человек! – потер руки историк.

– Давай-ка, Ермила, открывай посудину! – повеселел командир. – Выпьем, а потом думать станем, что дальше делать…

Часа через два изумленные жители Козельска могли видеть бредущего по середине улицы воеводу Ермилу, во все горло распевавшего странную песню:

Удивлялись, но на всякий случай запоминали слова. Непривычная песня, вовсе непохожая на протяжные былины, что поют гусляры. Но поется здорово!

А уже на следующее утро весь Козельск пел:

Весь день легионеры проспали. После бани и выпивки, если можно ее так назвать: ну, что такое две бутылки на пятерых мужиков, а если с Ермилой считать, так и на шестерых? Ну, одна чуть побольше оказалась, так что же теперь? Но еле-еле доползли до терема, разделись и разом отключились. Как выразился бы циник Дениска – рухнули, как панфиловцы! Павленко время от времени использовал такие обороты речи, за что получал втык от вышестоящих товарищей. Впрочем, к чести Варвара, героев прошлых войн он уважал, а если и позволял себе подобные фразы, то не связывал их с реальными людьми.

Сегодня спецназовцы могли себе позволить такую роскошь, как сон. А что? Враг у стен города разгромлен. Собрать трофеи (то есть помародерствовать) жители могли и без них. Да и что там теперь брать после такого пожарища? Разве что железяки. Ну, тоже вещь полезная в натуральном хозяйстве.

Судя по данным разведки, подкрепления к монголо-татарам со стороны Жиздры пока не предвидится. А внутренние интриги – разборки со Стырем да с Егорием – могут и подождать.

Но майор Демин не был бы майором, если бы не оставил хоть кого-то на дежурстве. И этим «кем-то», разумеется, оказался историк. Свешников особо не возражал. Он, в отличие от прочих, в вылазке не участвовал, днем прикорнул, да и ночью успел немного поспать. За нападение извне майор не беспокоился. В Ермилу и Ратшу он верил, если не как в самого себя, то по крайней мере настолько, чтобы доверить им свою охрану.

Свешникову была поставлена иная задача: записывать данные, поступающие с «жучков», присобаченных к штанам Стыря и к голенищу боярского сапога.

Ближе к вечеру, когда выспавшиеся и перекусившие легионеры собрались на традиционную беседу (читай – военный совет), майор вопросительно посмотрел на Свешникова:

– Ну что, Алексей Михайлович, накопал что-нибудь интересное? Как там наши фигуранты?

– Да что тут сказать, – неопределенно повел плечами Свешников. – По Стырю – ничего подозрительного. Судя по всему – как и вы, спать бухнулся. Я на всякий случай запись вел, но там сплошной храп.

– А по Егорию?

– А вот по нему, господин майор…

От того, как Свешников принялся «держать паузу» все почуяли что-то нехорошее. Демин, начиная догадываться, посуровел челом.

– Не юли, господин историк. Докладывай, как есть.

– Так может, лучше сами и послушаете? – предложил Свешников. – Я там начало отмотал: часа на три ничего важного. Приказы воям своим, ругань, паузы.

– Так ты с важного начни, – приказал Демин, начинавший терять терпение. – А там сам разберусь.

– Как скажете, – пожал плечами Свешников, включая звук на планшетнике, на который он «перекинул» запись.

Вначале ничего не было слышно – только резкие скрипы половиц, скрежет открывающейся двери. Ну, понятное дело: запись из сапога, где уж ей быть качественной?

– Сейчас, – успокоил народ историк. – Дальше запись с «жучка» в горнице пойдет, там она чище.

– Егорий, ты чего это? – донесся женский голос, в котором Демин узнал голос своей ненаглядной княгини.

Диверсанты из будущего переглянулись. Демин помрачнел.