Михаил Баковец - Улей. Игра в кошки-мышки

— Шеф, трогай!

— Шеф потрогал и охренел, — буркнул я, занимая своё место за рулём.

Спокойно выбрались из Орешка и покатили по старой разбитой дороге, потом свернули на полевую грунтовку, в десять раз более лучшую, чем асфальт. В три часа дня проскочили по центральной улице старого кластера — небольшого посёлка. Ни живого, ни условно живого, не увидели.

В четыре дня Художник указал на старую «бетонку», уводящую нас с шоссе в сторону.

— Туда сворачивай. Дальше нам придётся ехать рядом с городом, а там могут сидеть заражённые. И ладно если пустыши или лотерейщики какие, но вдруг кто покрупнее? Нужно нам такое счастье? Вот и я говорю, что нет. А если туда свернём, то мы пройдём в двадцати километрах от мёртвых кластеров, к которым ни одна тварь, без особой нужды, не приближается. Дорога похуже, но зато ни одного кластера с деревней или посёлком, которые любят мутанты.

— Я слышал, что там машины ломаются, — встрепенулся Кобра.

— Машины ломаются НА чёрных кластерах, а мы их далеко объедем, — снисходительным тоном пояснил ему Художник.

По бетонке проскочили в опасной близости мимо низких строений из бетонных блоков и бетонных узких плит в качестве крыши. Вокруг них, всё заросло чертополохом и лебедой мне по грудь.

— Не сцы, — спокойно сказал Художник, заметив моё напряжение, — нет здесь никого. Кластер раз в два месяца грузится, и случилось это пять недель назад — раз, и эти скотники заброшены ещё при советской власти — два.

После бетонки опять пошла грунтовка, с одной стороны ограниченная светлой лесопосадкой, с другой — светло-жёлтым полем с ячменем.

Понемногу дорога уходила всё больше в сторону от нужного маршрута, о чём я и сообщил Художнику.

— Да мы уже почти приехали, — широко улыбнулся он и вдруг… исчез. Удивиться я не успел, так как всё тело внезапно скрутила болезненная судорога, почти полностью погасившая сознание.

Очнулся от сильного удара о землю, пока окончательно пришёл в себя, то к этому времени получил украшение в виде наручников на руках, завёрнутых за спину.

— Кобра, сука! — прохрипел я, просчитав претендента на случившуюся гадость. И не угадал.

— Надо же — очнулся! — раздался голос Художника, потом меня рывком перевернули на спину. — Извини, но ты не прав, Сервий. Кобре точно так же не повезло, как и тебе. Если ты повернёшь голову влево, то увидишь, что твой брат по несчастью точно в таком же состоянии.

Художник встал надо мной и показал небольшой электрошокер с длинными, явно кустарно увеличенными шипами-электродами. Вот, значит, чем он меня приложил, ну, гадёныш.

— Зачем ты это сделал? Разве стоит такой риск, наших пожиток? — спросил я, а в голове в это время крутились мысли, что делать и почему со мной произошла такая несправедливость.

— Пожитки? Брось, мне нужны только вы, ваши упитанные молодые тушки. Даже окажись голыми, всё равно сгодились бы.

Тут до меня донёсся далёкий разбойничий свист, потом ещё раз. Услышав его, Художник оставил меня и сделал несколько шагов вперёд, подходя к капоту, чтобы посмотреть на свистуна, которого закрывала машина. Я внимательно следил за ним и в тот момент, когда он вложил пальцы в рот и резко свистнул, активировал Дар невидимости.

Попав в мёртвую зону благодаря тому, что враг сам закрыл меня собственным локтём, я выиграл две секунды, за который успел подняться и сделать несколько шагов назад, прячась за машину.

— Твою мать!.. — за спиной с удовольствие услышал удивлённый и немного испуганный голос Художника. — Сервий, хватит прятаться, никуда ты не уйдёшь, только рёбрами и зубами потом расплатишься, когда тебя притащат обратно.

Идею скрыться в посевах я мгновенно отмёл. Слишком низкорослый ячмень, да и выдаст меня движение колосьев и примятый след на ниве. Нет уж, лучше обежать «рыжика» и чесануть в лесопосадку, за которой раскинулось ещё одно поле, но уже заросшее бурьяном и молодой берёзовой порослью, в которой укрыться уже намного легче с помощью Дара.

А за спиной продолжал яриться Художник:

— Сервий, сука! Я тебе глаза вырежу и яйца раздавлю, когда найду!

«Найди сначала», — мысленно пожелал я «удачи» в этом деле предателю. Под неумолкающие угрозы и всё увеличивающуюся истеричность в голосе Художника, я проскочил лесопосадку и оказался среди молоденьких берёзок. Только тут, рухнув на землю в густых зарослях, я деактивировал скрыт и стал извиваться, как червяк на крючке, пытаясь перекинуть скованные руки через ноги.

«Ну и зад ты себе отожрал, твое римское величество».

В видеороликах и в кино у героев всё получалось замечательно, а вот мне пришлось изрядно повозиться, пока не вернул себе некую свободу действий. Несколько раз замирал и начинал прислушиваться к суете на дороге у машины, где заметно прибавилось народу.

К гаду Художнику, подошли ещё пятеро, все разномастно одеты, один и вовсе щеголял в джинсах и кроссовках, светлой футболке и жилетке в сеточку. И именно этот гад, оказался самым опасным.

Я увидел, как он очень низко опустил голову, почти касаясь подбородком груди, замер и вдруг резко выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза. Его жест в мою сторону уже почти ничего не значил и так ясно, что меня нашли.

Угораздило же меня наткнуться на команду похитителей с сенсом.

Пришлось активировать скрыт, и что есть духу убегать в сторону, уходя с направления, которое сенс указал своим товарищам.

Отмахав метров двадцать, я упал на землю, и потянул из кобуры револьвер. Скованными руками действовать было жутко неудобно, но, как сказал один киногерой: захочешь жить — ещё не так раскорячишься.

С револьвером в руках, я осторожно выглянул из кустов… Стоят родненькие, недалеко от машины стоят в кучке, а лицо у сенса изумлённое, даже отсюда это различимо. Видать, сильно потряс его мой пассаж с исчезновением.

Мне очень хотелось отомстить за предательство, так сильно, что самым первым на мушке револьвера оказался Художник. Но, выбирая между ним и сенсом, пришлось остановиться на Чувствующем, который был самым опасным в данный момент.

Между мной и врагами было чуть больше пятидесяти метров. Для кургузого револьвера, который Прапор ругал за короткий семисантиметровый ствол, дистанция запредельная. Тут уже никакое мастерство не поможет, только и остаётся, что уповать на удачу.

Или на дар Улья.

Красная нить протянулась от меня к сенсу, коснулась его головы, потом неуверенно сползла на левую сторону груди. Я просто испугался, что банально промахнусь, например, противник резко дёрнется, кивнёт или отвернётся, а от пули в сердце, не так-то легко уйти. Даже если она ударит рядом, всё равно рана будет смертельная — сердце банально остановится от мощного удара тяжёлой пули. Бронежилета на нём нет, а простая майка — слишком незначительная преграда для револьверной пули, весом около тридцати грамм.