Милорад Павич - Хазарский словарь

Только тут, услышав слова, которые могут относиться к комедии масок, а никак не к "жидиаде", и которые совсем не напоминали прощальное слово еврея, актеры и зрители заподозрили, что что-то не так, и тогда Риги решил сорвать маску с того, кто это читал. Под маской, к изумлению присутствующих, вместо актера Кривоносовича оказался настоящий еврей из гетто - Самуэль Коэн. Этот "жид" добровольно сносил все удары, унижения и плевки вместо Кривоносовича - за это Никола Риги ни в коем случае не может нести ответственность, поскольку он не знал, что под маской возит по городу Коэна, подкупившего Кривоносовича, который уступил ему свое место и обещал, что будет об этом молчать. Таким образом, неожиданно для всех получилось, что Риги не виноват в оскорблениях и издевательствах над Самуэлем Козном, а, напротив, сам Коэн нарушил закон, который запрещает евреям на масленицу находиться среди христиан. Поскольку Коэн недавно был выпущен из тюрьмы после своего визита к иезуитам, новый приговор стал лишним аргументом за то, чтобы этого жида, который "свою голову не бережет" и который где-то в Герцеговине смотрит у турок за кладбищами лошадей, изгнать из города. Единственное, что было неизвестно, вступится ли еврейская община за Коэна и будет ли защищать его, что может затянуть решение этого дела и даже вообще изменить его. Таким образом, пока Коэн сидел в тюрьме, все ждали, что скажет гетто.

А в гетто решили, что огня зимой не ждут долго. И на второлуние айяра-месяца того года раби Абрахам Папо и Ицхак Нехама просмотрели и описали бумаги и книги в доме Коэна. Потому что вести о его визите к монахам встревожили не только иезуитов, но и гетто.

Когда они пришли к его дому, там никого не было. Они позвонили и по звуку поняли, что ключ в колокольчике. Он был подвешен к язычку. В комнате горела свеча, хотя матери Коэна не было. Они нашли ступку для корицы, гамак, подвешенный так высоко, что, лежа в нем, можно было читать книгу, прижатую к потолку над глазами, песочницу, полную пахнущего лавандой песка, трехконечный светильник с надписями на каждой ветви, которые означали три души человека: нефеш, руах и нешмах. На окнах стояли растения, и по их сортам посетители могли сделать вывод, что защищают их звезды созвездия Рака. На полках вдоль стен лежали лютня, сабля и 132 мешочка из красной, синей, черной и белой грубой ткани, а в них рукописи самого Коэна или чьи-то еще, но переписанные его рукой... Из книг внимание посетителей привлекли три, найденные на полу комнаты возле самого окна, где Коэн обычно читал. Было очевидно, что читал он их попеременно, и такое чтение напоминало многоженство... Раби Абрахам Папо открыл окно, и порыв южного ветра влетел в комнату, Раби раскрыл одну из книг, прислушался на мгновение, как трепещут на сквозняке страницы, и сказал Ицхану Нехаме:

- Послушай, тебе не кажется, что это шуршит слово: нефеш, нефеш, нефеш?

Потом раби дал слово следующей книге, и ясно и громко послышалось, как ее страницы, переворачиваясь на ветру, выговаривают слово: руах, руах, руах. - Если третья проговорит слово "нешмах",- заметил Папо,- мы будем знать, что книги призывают души Коэна.

И как только Абрахам Папо раскрыл третью книгу, оба они услышали, что она шепчет слово: нешмах, нешмах, нешмах!

- Книги спорят из-за чего-то, что находится в этой комнате, - сделал вывод раби Папо,- какие-то вещи здесь хотят уничтожить другие вещи.

Они уселись неподвижно и начали вглядываться в темноту. На светильнике вдруг появились огоньки, будто их вызвали своим шепотом и шорохом книги. Один огонек отделился от светильника и заплакал на два голоса, и раби Папо сказал:

- Это плачет по телу первая, самая молодая душа Коэна, а тело плачет по душе.

Потом эта душа приблизилась к лютне, лежащей на полке, и прикоснулась к струнам, отчего послышалась тихая музыка, душа сопровождала свой плач музыкой...

Так она долго делала что-то с собой, пока не превратилась в настоящую копию Коэна, с красными глазами и одним седым усом. Потом взяла с полки саблю и присоединилась к первой душе. Третья же душа Коэна, самая старая, парила высоко под потолком в форме огонька. В то время как первые две души прижались к полке с рукописями, третья была отдельно, враждебно держась в стороне, в углу под потолком, царапая буквы, написанные над гамаком...

Теперь раби Папо и Ицхак Нехама поняли, что души Коэна поссорились из-за мешочков с рукописями, но их было так много, что казалось невозможным пересмотреть все. Тогда раби Абрахам спросил: - Думаешь ли ты о цвете этих чехлов то же, что и я?

- Разве не видно, что они того же цвета, что и пламя? заметил Нехама.- Посмотри на свечу. Ее пламя состоит из нескольких цветов: голубой, красный, черный, этот трехцветный огонь обжигает и всегда соприкасается с той материей, которую он сжигает, с фитилем и маслом. Вверху, над этим трехцветным огнем, второе белое пламя, поддерживаемое нижним, не обжигает, но светит, то есть это огонь, питаемый огнем. Моисей на горе стоял в этом белом пламени, которое не обжигает, а светит, а мы стоим у подножия горы в трехцветном огне, пожирающем и сжигающем все, кроме белого пламени, которое есть символ самой главной и самой сокровенной мудрости. Попробуем же поискать то, что мы ищем, в белых чехлах!

Книг было немного - все поместилось в одном мешке. Они нашли там одно из изданий Иуды Халеви ****, опубликованное в Базеле в 1660 году, с приложением перевода текста с арабского на древнееврейский, автором которого был раби Иегуда Абен Тибон, и комментариями издателя на латыни. В остальных чехлах были рукописи Коэна...

Переглянувшись в полумраке, раби и Нехама пересмотрели оставшиеся белые чехлы и не нашли в них ничего, кроме нескольких десятков сложенных по алфавиту различных слов, то есть то, что Коэн называл "Хазарским словарем" ("Lexicon Cosri") и что, как они поняли, было сложенными в алфавитном порядке сведениями о хазарах, об их вере, обычаях и обо всех людях, связанных с ними, с их историей и их обращением в иудаизм. Это был материал, похожий на тот, что за много веков до Коэна обработал Иуда Халеви в своей книге о хазарах, однако Коэн пошел дальше, чем Халеви, он попытался глубже войти в суть вопроса о том, кто были неназванные в книге Халеви христианский и исламский участники полемики ****. Коэн стремился узнать имена этих двоих, их аргументы и восстановить их биографии для своего словаря, который, как он считал, должен был охватить и те вопросы, которые в еврейских источниках о хазарах остались без внимания. Так в словаре Коэна оказались и наброски жизнеописания одного христианского проповедника и миссионера, очевидно, того самого, о котором Коэн расспрашивал иезуитов, но они были очень скудны, там не было имени, которое Коэну не удалось узнать, и этот материал нельзя было включить в словарь. "Иуда Халеви,- записал Коэн в комментарии к этой незаконченной биографии, - его издатели и другие еврейские комментаторы и источники называют имя только одного из трех участников в религиозной полемике при дворе хазарского кагана. Это еврейский представитель - Исаак Сангари***, который истолковал хазарскому правителю сон о явлении ангела. Имен остальных участников полемики - христианского и исламского - еврейские источники не называют, там говорится только, что один из них философ, а про другого, араба, даже не сообщают, убили ли его до или после полемики. Может быть, где-то на свете, - писал дальше Коэн,кто-то еще собирает документы и сведения о хазарах, так же как это делал Иуда Халеви, и составляет такой же свод источников или словарь, как это делаю я. Может быть, это делает кто-то, принадлежащий к иной вере - христианин или приверженец ислама. Может быть, где-то в мире есть двое, которые ищут меня так же, как я ищу их. Может быть, они видят меня во снах, как и я их, жаждут того, что я уже знаю, потому что для них моя истина тайна, так же как и их истина для меня - сокрытый ответ на мои вопросы. Не зря говорят, что шестидесятая доля каждого сна это истина. Может, и я не зря вижу во сне Царьград и себя в этом городе вижу совсем не таким, каков на самом деле, а ловко сидящим в седле и с быстрой саблей, хромым и верующим не в того бога, в которого верую я. В Талмуде написано: "Пусть идет, чтобы его сон был истолкован перед троицей!" Кто моя троица? Не рядом ли со мною и второй, христианский охотник за хазарами, и третий, исламский? Не живут ли в моих душах три веры вместо одной? Не окажутся ли две мои души в аду и лишь одна в раю? Или же всегда, как и в книге о сотворении света, необходима троица, а кто-то один недостаточен, и поэтому я не случайно стремлюсь найти двух других, как и они, вероятно, стремятся найти третьего. Не знаю, но я ясно прочувствовал, что три мои души воюют во мне, и одна из них с саблей уже в Царьграде, другая сомневается, плачет и поет, играя на лютне, а третья против меня. Та, третья, еще не дает о себе знать или же никак не может до меня добраться. Поэтому я вижу во снах только того первого, с саблей, а второго, с лютней, не вижу. Рав Хисда говорит: "Сон, который не истолкован, подобен письму, которое не прочитано", я же переиначиваю это и говорю: "Непрочитанное письмо подобно сну, который не приснился". Сколько же мне снов послано, которые я никогда не получил и не увидел? Этого я не знаю, но знаю, что одна из моих душ может разгадать происхождение другой души, глядя на чело спящего человека. Я чувствую, что частицы моей души можно встретить среди других человеческих существ, среди верблюдов, среди камней и растений; чей-то сон взял материал от тела моей души и строит из него свой дом где-то далеко. Мои души для своего совершенства ищут содействия других душ, так души помогают друг другу. Я знаю, мой хазарский словарь охватывает все десять чисел и 22 буквы еврейского алфавита; из них можно построить мир, но вот ведь я этого не умею. Мне не хватает некоторых имен, и некоторые места для букв из-за этого останутся незаполненными. Как бы я хотел, чтобы вместо словаря с именами можно было взять только одни глаголы! Но человеку это не дано. Потому что буквы, которые составляют глаголы, происходят от Элохима, они нам неизвестны, и они суть не человечьи, но божьи, и только те буквы, которые составляют имена, те, что происходят из Геенны и от дьявола, только они составляют мой словарь, и только эти буквы доступны мне. Так что мне придется держаться имен и дьявола..."