Редьярд Киплинг - Сказки Старой Англии

Очнулись дети от звука голосов. Тень уже доползла до половины склона, и на краю лощины они увидели Пака, который сидел к ним спиной рядом с каким-то полуголым человеком. Человек, похоже, чем-то старательно занимался. Ветер стих, и в наступившей тишине до детей долетали все до единого звуки, усиленные гигантской воронкой, как усиливается шепот в водопроводной трубе.

- Ловко сделано, - говорил Пак, наклоняясь вниз. - Какая точная вышла форма!

- Ловко-то ловко, но что для Зверя этот хрупкий каменный наконечник? Ну его! - Человек что-то презрительно отшвырнул. Это что-то упало между Даном и Юной - красивый темно-голубой каменный наконечник для стрелы, все еще хранивший тепло рук мастера.

Человек потянулся за другим камнем и снова стал возиться с ним, как дрозд с улиткой.

- Это все пустая забава, - сказал наконец человек, тряхнув косматой головой. - Ты продолжаешь делать каменное оружие просто потому, что ты делал его всегда, но когда дойдет до схватки со Зверем, увидишь - все бесполезно.

- Со Зверем давно покончено. Он ушел.

- Как только появятся ягнята, он вернется снова. Уж я-то знаю. Человек осторожно ударил по камню, и осколки жалобно запели, разлетаясь в стороны.

- Он не вернется. Сейчас дети могут целый день спокойно валяться на земле, и ничего с ними не случится.

- А ты попробуй назвать Зверя его настоящим именем, тогда я, может, поверю.

- Пожалуйста. - Пак вскочил на ноги, сложил руки рупором и крикнул: - Волк! Волк!

Сухие склоны лощины ответили эхом "воу, воу", очень похожим на лай Молодого Джима.

- Ну что? Кого-нибудь видишь или слышишь? Никто не отзывается. Серого Пастуха больше нет. Бегающий Ночью удрал. Все волки ушли.

- ЗдОрово! - Человек вытер лоб, как будто ему было жарко. - А кто их прогнал? Ты?

- Этим занимались многие люди из многих стран на протяжении многих веков. Разве ты не был одним из них? - спросил Пак.

Не говоря ни слова, человек распахнул одежду, сшитую из овечьих шкур, и показал свой бок, весь покрытый зарубцевавшимися шрамами. Ужасные белые вмятины усеивали и его руки от локтя до плеча.

- Вижу, - сказал Пак. - Это следы Зверя. А чем ты с ним сражался?

- Рукой, топором и копьем, как и наши отцы до нас.

- Да? Тогда как же, - спросил Пак, отдергивая темно-коричневую одежду человека, - как у тебя оказалось вот это? Ну, показывай, показывай! - И он протянул свою маленькую руку.

Человек медленно вытащил висевший у него на поясе длинный, темного железа нож, величиной чуть ли не с короткий меч, и, подышав на него, протянул рукояткой вперед Паку. Тот осторожно взял его, наклонив голову, тихонько провел пальцем от острия к рукоятке и, поднеся поближе, стал так пристально рассматривать, словно перед ним был часовой механизм.

- Хорош! - сказал он с неподдельным удивлением.

- Еще бы. Его сделали Дети Ночи.

- Да, вижу по стали. Интересно, чего он мог тебе стоить?

- Вот чего! - Человек поднес руку к щеке. Пак даже присвистнул, как скворец.

- Клянусь Кольцами Меловых Скал! Так вот какую цену ты заплатил! Повернись к свету, чтобы я мог получше рассмотреть, и закрой глаз.

Он осторожно взял человека за подбородок, повернул его лицом к солнцу, и дети, сидевшие вверху на склоне, увидели, что на месте правого глаза у человека было одно только сморщенное веко. Пак быстро повернул человека обратно, и они оба снова сели.

- Это было сделано ради овец. В овцах жизнь наших людей, - сказал человек, словно оправдываясь. - Разве я мог поступить иначе? Ты ж понимаешь, Робин.

Пак, дрожа от волнения, еле слышно вздохнул.

- Возьми нож. Я слушаю.

Человек наклонил голову, с силой вонзил нож в землю и, пока тот еще дрожал, произнес:

- Будь свидетелем, я говорю так, как все происходило. Нож и Белые Скалы, перед вами я говорю! Дотронься до ножа!

Пак положил руку на нож, и тот перестал дрожать. Дети чуть подались вперед.

- Я принадлежу к народу, не знающему железа, я единственный сын жрицы [*81], которая посылает ветры плавающим по морям, - начал он нараспев. Я - Купивший Нож, я - Защита Людей. Такие имена дали мне в этой стране Белых Скал, лежащей между лесом и морем.

- Твоя страна была великой страной, и имена твои - великими.

Человек с силой ударил себя в грудь:

- Великие имена, которыми тебя величают, и песни, которые слагают в твою честь, - это еще не все, что нужно человеку. Ему надо, чтоб у него был свой очаг, чтобы вокруг очага, ничего не боясь, сидели его дети и их мать вместе с ними.

- Да, - вздохнул Пак. - Это, наверно, будет старая-престарая история.

- Я мог греться и кормиться у любого очага, но на всем свете не было никого, кто бы разжег мой собственный очаг и приготовил мне еду. Я променял все это на Волшебный Нож, который я купил для избавления своего народа от Зверя. Человек не должен подчиняться Зверю. Разве я мог поступить иначе?

- Понимаю. Знаю. Слушаю.

- Когда я вырос и смог занять свое место среди пастухов, Зверь терзал страну, как кость в зубастой пасти. Он подкрадывался сзади, когда стада шли на водопой, он следил за ними у прудов. Во время стрижки овец он врывался в загоны прямо у нас под носом, и хотя мы кидали в него камнями, спокойно прогуливался меж пасущихся овец, выбирая себе жертву. Он подкрадывался по ночам в наши хижины и утаскивал младенцев прямо из материнских рук, он созывал своих собратьев и средь бела дня нападал на пастухов на открытых скалах. Но нет, он делал так совсем не всегда! В том-то и была его хитрость. Время от времени он уходил, чтобы мы о нем забыли. Год-другой мы его не видели, не слышали, не замечали. И вот когда наши стада начинали тучнеть, а пастухи переставали постоянно оглядываться, когда дети играли на открытых местах, а женщины ходили за водой поодиночке, опять и опять возвращался он - Проклятье Скал, Бегающий Ночью, Серый Пастух - этот Зверь, Зверь, Зверь!

Он только смеялся над нашими хрупкими стрелами и тупыми копьями. Он научился увертываться от удара каменного топора. Похоже, он даже знал, когда камень на нем был с трещиной. Часто это выяснялось только в тот момент, когда ты опускал топор на морду Зверя. Тогда - хрясь! - камень разваливается на куски, у тебя в руке остается только ручка от топора, а зубы Зверя уже впиваются тебе в бок! Я испытал это на себе. Или бывало еще так. По вечерам из-за росы, тумана или дождя жилы, которыми мы прикручивали наконечник копья к древку, ослабевали, несмотря на то что мы и держали их у себя под одеждой весь день, предохраняя от влаги. Хотя ты идешь один, ты так близко к дому, что решаешь остановиться и подтянуть провисшие жилы - руками, зубами или какой-нибудь выброшенной морем деревяшкой. Ты наклоняешься - и на тебе! Именно ради этой минуты Зверь крался за тобой по пятам с той минуты, как взошли звезды. Он страшно рычит - рррр-уррр, - в ответ из ложбины Нортона раздалось такое эхо, словно выла целая стая, - прыгает тебе на плечи, стараясь добраться до горла, и, может статься, дальше твои овцы побегут уже без тебя. Ну ладно, сражаться со Зверем - это еще куда ни шло, но видеть, что он, сражаясь с тобой, тебя же презирает - это не менее больно, чем чувствовать, как его клыки вонзаются тебе в сердце. Скажи, почему так получается: человек хочет сделать так много, а может так мало?