Рене Клер - Китайская принцесса

- Но, - воскликнул я во время одной из наших встреч, - убийцу ведь могут отправить на эшафот!

- В вашем случае это один шанс из ста, - заявил он.

- Бывают подчас неприятные неожиданности, - заметил я со знанием дела.

- Ничего не бойтесь, - ответил он самоуверенно. - У меня есть в запасе козыри.

Во время своей защитительной речи он описал карьеру некоего Жерома Фу, иначе Сен-Ромена и Лефранка, так ярко, что будь я присяжным, то вынес бы ему смертный приговор. Моему защитнику стало известно, что покойный директор "Порядочности" публиковал диффамационные статьи против политического деятеля, занимавшего во время моего процесса пост министра юстиции. Обвиняя Лефранка, он старался выгородить со мной вместе и министра, превратив его в возможного и полезного союзника. Результатом этой тщательно продуманной стратегии, напомнившей мне действия отца при составлении страховых контрактов, стал приговор, который удивил его куда больше, чем меня: я был приговорен к высшей мере.

Если бы я взялся оспаривать независимость суда, меня бы обвинили в пристрастности. Поэтому ограничусь лишь изложением того, что говорили по поводу моего неожиданного приговора. Судебный процесс в течение многих недель оставался предметом оживленных пересудов. Утверждалось, что я лишь пешка в политической махинации и что министр, о котором было сказано выше, воспользовался мной, заверив в своей поддержке, дабы заставить замолчать слишком много знавшего директора газеты. Эти слухи поставили министра в столь двусмысленное положение, что его министерство оказалось на грани краха, а это не так часто случается во Франции. Таким образом, в результате вынесения мне смертного приговора был нанесен удар по слухам, министр смог прийти в себя, министерство было спасено, страна вздохнула свободно. Одним словом, по мнению моего адвоката, которого все эти игры весьма забавляли, меня принесли в жертву во имя государственных интересов. Но мне, причастному к секретам богов, хорошо известно, что я стал жертвой отнюдь не людских интриг. Освобожденный от затруднений с выбором, я вновь обретаю в тиши своей камеры вкус к теории вероятности, с которой познакомился в детстве. Если допустить, что в такой стране, как наша, тысяча преступлений составляют среднюю годовую цифру, это значит, что ежегодно по крайней мере тысяча граждан должны подчиниться статистическим выкладкам, и, если количество добровольных претендентов на то, чтобы лишиться свободы или жизни, окажется недостаточным, некоторое число кандидатов, ставших жертвой юридической ошибки, с лихвой восполнят возникшую нехватку.

Вы, читающие меня, имеете один шанс из сорока тысяч попасть в ту или другую категорию. Баран, находящийся в стаде, не лучше защищен от удара молнии, чем одиночка, бредущий по долине. Ничуть не больше вас, уж поверьте мне, я был предрасположен очутиться в нынешней ситуации. Чтобы поместить меня в эту тюрьму, из которой я пишу, Судьбе пришлось проявить крайнюю снисходительность, но это абсолютно не исключает вероятности того, что и вам, в свою очередь, будет оказана подобная же милость.

Точно так же, каким бы смелым не показалось такое предположение, абсолютно ничто не мешает мне утверждать, что моя невиновность рано или поздно будет признана, что стены тюрьмы падут, что разоблачение моих похождений придаст моему имени пусть эфемерную, но славу, что эта слава привлечет внимание дам, что одна из них окажется прекрасной восточной женщиной в изгнании, словом, что я окажусь однажды вечером, еще не успев прийти в себя от превратностей Фортуны, в объятиях китайской принцессы. Читатель, достаточно снисходительный, чтобы не разделить презрение, которое внушает добродетельным душам печальный герой прочитанной повести, захочет, наверное, узнать конец этой истории. Мне и самому это было бы интересно. Но я не решился пойти на трудные поиски, способные пролить свет на сей счет.

Однако, принимая во внимание, что рассказчик по простоте душевной и в согласии со своей философией устанавливает известную аналогию между законами, оказывающими, по его словам, влияние на его судьбу и рулеточными "сериями", я предпринял шаги, чтобы проверить справедливость его утверждений по поводу этих игровых феноменов. Поэтому я обратился к компетентным специалистам, которые прислали нижеследующие ответы на мои вопросы. Общество с ограниченной ответственностью Морских купаний и Кружка иностранцев в Монако Сударь, В ответ на Ваше письмо от 19 текущего месяца, спешим сообщить, что не располагаем статистикой серийных выигрышей, составляемой компетентными лицами для публикации в "Ревю де Монте-Карло"... Вот адрес этого издания.

"Ревю де Монте-Карло" Бульвар Экзотических растений, Монако Тем не менее сообщаем, что, насколько нам известно, самая крупная серия, выпавшая на Красное или Черное, как в рулетке, так и в игре 30/40, никогда не превышала 20 раз...

Монте-Карло "Научный журнал", Р. - Ф. Галь, Директор Сударь, С удовольствием отвечаю на Ваше письмо от 25-го.

На сегодня самая большая известная Красная серия в простой игре в Рулетку составила 29 и имела место в Монте-Карло за столом 2 задолго до войны 1914 года...

Наш рассказчик, чьи приключения пришлись на период между 1920 и 1930 годами, был, как мы видим, в курсе дела. Похоже, что игра случая все же ограничена непреодолимыми преградами и что в нашем столь совершенном мире, отлаженные механизмы которого не терпят никаких чудесных отступлений, у человеческой расы нет оснований предаваться тем безумным иллюзиям, какими приговоренный баюкал свое одиночество. Таким образом, идя от частного к общему, мы рискуем впасть в глубокое уныние, если не дочитаем до конца письмо господина Галя.

...Эта серия была расценена как феноменальная случайность и с тех пор ни разу, как полагали, не повторялась.

Однако совсем недавно я установил, что стол 9 Казино Монте-Карло выбросил в 1941 году серию в 38 попаданий на Красное, и эта любопытная подробность появится в моем ближайшем номере.

Спешу уточнить, что появление таких серий - событие совершенно исключительное, и есть все основания полагать, что оно еще долго не повторится.

Я был бы счастлив, если бы прочитанное вами интересное сообщение дало бы основание заключить, что последняя надежда рассказчика была не такой уж тщетной, и, стало быть, могла бы послужить бы современному читателю поводом для оптимизма, коим собственный разум, вероятно, не способен наделить нас в той спешке, с которой движется вперед этот мир. той спешке, с которой движется вперед этот мир.