Рене Клер - Китайская принцесса

Я не успел получить ответ на свою гневную тираду. За мной пришел курьер, и я последовал за ним, размышляя над тем, каким образом моим провидцам удается выпутаться из ситуации, в которой они оказались.

- Мой отец в поездке, но вы можете рассказать мне все, как ему самому.

Эти слова произнесла встретившая меня молодая девушка, и я был настолько удивлен, что поначалу не оценил ее любезность. Но едва начал произносить вступительную фразу, сам не зная, чем ее закончить, как мадемуазель Лефранк, сидевшая в кожаном кресле и наполовину скрытая огромным дубовым столом, показалась мне примулой, попавшей в бухгалтерский кляссер.

- Слушаю вас, сударь, - сказала она с серьезным видом, который был ей очень к лицу.

Я смотрел на нее с таким любопытством, что она опустила глаза. Мне абсолютно нечего было сказать мадемуазель Лефранк. И тем не менее наша беседа, начавшаяся в половине седьмого, закончилась лишь за полночь. Едва покинув ее, я расхохотался.

- Друг мой, Червь Удачи, разве я не оказался прав? - воскликнул я. Разве можно считать абсолютно невозможным, чтобы дочь китайского императора обратила на тебя внимание!

И я вообразил себе свой разговор в утро перед визитом с Судьбой, если бы она удосужилась изъясняться без обиняков. - Еще до конца этого дня, - сказала бы она, - ты будешь держать в объятиях дочь твоего соперника. На что я бы ответил:

- Быть того не может!

- Но такова относительная, а не абсолютная невероятность.

- Я даже не знаю, есть ли у этого Лефранка дочь.

- Вполне возможно, что у него она есть.

- Разумеется, но мне нужно увидеть ее отца.

- Он может быть в отъезде.

- Допускаю. Но его дочь...

- ...может оказаться в кабинете и, заинтересованная твоими словами, примет тебя вместо отца.

- О чем же прикажешь с ней говорить?

- Я ждала этого вопроса: твое замешательство позабавит ее.

- Я сразу распрощаюсь.

- Разве абсолютно невероятно, что мадемуазель Лефранк окажется красивой?

- Конечно, нет, но я влюблен в Лелию.

В этом месте Судьба начала бы смеяться, что с ней случается довольно часто.

- Мне хорошо известна хрупкость вечных чувств! - произнесла бы она. Можешь ли ты поклясться, что не способен увлечься другой женщиной? Что не забудешь о цели своего визита? Что не захочешь продлить очарование столь неожиданной беседы?

- Это маловероятно.

- Но не невозможно.

- А с чего бы этой молодой девушке включиться в игру?

- Может быть, она пребывала в грустном настроении. Может быть, ей не захотелось в отсутствии папы ужинать в одиночестве.

- Я что, буду с ней ужинать?

- Я вижу очень милый ресторанчик на берегу Сены, благожелательные небеса над вами, приглушенный свет, скрипач, возникший из темноты, чтобы позволить вашим взглядам сказать то, что не рискуют произнести уста, прогулку вдоль ласкающей берег темной и позолоченной воды, руку, которая не отталкивает твою... Короче, тебе не захочется, чтобы ночь кончилась. - И как она кончится?

- Целомудренно.

- А ведь ты же сказала...

- На пороге дома ты обнимешь ее. Ты получишь лишь короткий прощальный поцелуй.

Но этот поцелуй завершит твою победу. И ее тоже.

Как бы я ни был искушен в причудах Судьбы, я бы не поверил подобным предсказаниям. Но то, что может показаться невероятным в будущем, ставши прошлым, представляется вполне естественным. Вспоминая каждую подробность этого вечера, я не мог припомнить ни одной, которая бы имела характер чуда.

Мне пришлось согласиться с тем, что все, что должно случиться, сбывается, и что я влюбился в Женевьеву. Так после нашей прогулки по набережным я стал называть мадемуазель Лефранк.

Столь озаботившее меня предсказание не оказалось, однако, ложным. Моей любви к Лелии грозила опасность. Но эта опасность, вместо того чтобы воплотиться в грузного господина Лефранка, каким я себе представлял, явилась в образе его прелестной дочери, и я почувствовал себя, словно по мановению волшебной палочки, освобожденным от вызванной Лелией ревности. Мой восторг не был бы таким полным, если бы я не считал фонари, мимо которых проходил. Я загадал нечетное число, и каждый раз выходило именно нечетное.

Все, казалось, способствовало моей новой любви. На другой день Лелиа сообщила мне, что отправляется в Виши обсудить контракт. Она уезжала на два дня, и только по ее возвращении я осознал, что ее путешествие длилось неделю. Эту неделю я подарил Женевьеве, которая в отсутствии отца была тоже совершенно свободна. Возвращение Лелии, чья короткая отлучка сделала ее еще более нежной, вызвало у меня ощущение некоторой неловкости. Я почувствовал угрызения совести, которые старался погасить, твердя сам себе, что не верю в свободу выбора, что я ведь не знал, что влюблюсь! Что же касается неловкости, то она исчезла бесследно, и вскоре я смог без помех вкушать невероятное счастье, любя Лелию и Женевьеву одновременно. Я их любил настолько по-разному, что мое неискушенное сердце всецело принадлежало той, рядом с которой я находился в данную минуту, не обременяя свою совесть воспоминаниями о другой.

- Надо остановиться на одной, - твердил мне рассудок.

- Конечно, - отвечало сердце, - но на какой?

Затруднение с выбором на сей раз обладало некоторым очарованием. И я не торопил Судьбу принять за меня решение, отсрочка которого, как подтвердил ход дальнейших событий, была в моих интересах.

5 Глава пятая Первый признак приближающейся грозы появился однажды после полудня на бульваре Капуцинок. Я мирно прогуливался с Лелией, когда мое внимание привлек один прохожий. Господин Гримальди, о котором я и думать перестал давным-давно, собственной персоной направился нам навстречу с самой омерзительной улыбкой на лице. Но гримаса эта была адресована не мне, а Лелии, с которой он поздоровался, казалось не обратив на меня никакого внимания.

- Кто это? - спросил я, как можно более безразличным тоном у своей подруги.

- Один из тех, кого встречаешь повсюду, - ответила она.

Я оглянулся и перехватил взгляд господина Гримальди, обращенный на сей раз ко мне.

Когда мы позднее встретились с Женевьевой, она удивилась моему дурному настроению. Как ни пытался я казаться беспечным, у меня из головы не шла эта встреча и возможные ее последствия. От Гримальди и Лелии, к Лелии и Лефранку, от этого последнего к Женевьеве как бы протянулся бикфордов шнур. Малейшая нескромность со стороны монакского жулика могла спровоцировать серию взрывов, и моему счастью пришел бы конец. Испытываемый страх пролил свет на суть моих запутанных отношений. Женевьеву я любил больше. Опасаясь разоблачений, связанных с прошлым, которого до сих пор нисколько не стыдился, я думал лишь о ней.

Напуганный опасностью, грозившей мне из-за моей двойной игры, я решился на трудный выбор. Но, дабы подстраховать себя, передоверил ответственность богам.