Джон Мильтон - Потерянный рай

Ему Отступник тотчас возразил:

"- В страданьях ли, в борьбе ли,- горе

слабым, О падший Херувим! Но знай, к Добру Стремиться мы не станем с этих пор. Мы будем счастливы, творя лишь Зло, Его державной воле вопреки. И если Провидением своим Он в нашем Зле зерно Добра взрастит, Мы извратить должны благой исход, В Его Добре источник Зла сыскав. Успехом нашим будет не однажды Он опечален; верю, что не раз Мы волю сокровенную Его Собьем с пути, от цели отведя... Но глянь! Свирепый Мститель отозвал К вратам Небес карателей своих. Палящий ураган и серный град, Нас бичевавшие, когда с вершин Мы падали в клокочущий огонь, Иссякли. Молниями окрыленный И гневом яростным, разящий гром Опустошил, как видно, свой колчан, Стихая постепенно, и уже Не так бушует. Упустить нельзя Счастливую возможность, что оставил В насмешку или злобу утолив, Противник нам. Вот голый, гиблый край, Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит, Мигая мертвым светом в темноте, Трепещущее пламя. Тут найдем Убежище от вздыбленных валов И отдых, если здесь он существует, Вновь соберем разбитые войска, Обсудим, как нам больше досадить Противнику и справиться с бедой, В надежде - силу или, наконец, В отчаянье - решимость почерпнуть!" Так молвил Сатана. Приподнял он Над бездной голову; его глаза Метали искры; плыло позади Чудовищное тело, по длине Титанам равное иль Земнородным Врагам Юпитера! Как Бриарей, Сын Посейдона, или как Тифон, В пещере обитавший, возле Тарса, Как великан морей - Левиафан, Когда вблизи Норвежских берегов Он спит, а запоздавший рулевой, Приняв его за остров, меж чешуй Кидает якорь, защитив ладью От ветра, и стоит, пока заря Не усмехнется морю поутру,Так Архивраг разлегся на волнах, Прикованный к пучине. Никогда Он головой не мог бы шевельнуть Без попущенья свыше. Провиденье Дало ему простор для темных дел И новых преступлений, дабы сам Проклятье на себя он вновь навлек, Терзался, видя, что любое Зло Во благо бесконечное, в Добро Преображается, что род людской, Им соблазненный, будет пощажен По милости великой, но втройне Обрушится возмездье на Врага. Огромный, он воспрянул из огня, Два серных вала отогнав назад; Их взвихренные гребни, раскатись, Образовали пропасть, но пловец На крыльях в сумеречный воздух взмыл, Принявший непривычно тяжкий груз, И к суше долетел, когда назвать Возможно сушей - отверделый жар, Тогда как жидкий жар в пучине тлел. Такой же почва принимает цвет, Когда подземный шторм срывает холм С вершин Пелора, или ребра скал Гремящей Этны, чье полно нутро Огнеопасных, взрывчатых веществ, И при посредстве минеральных сил, Наружу извергаемых из недр Воспламененными, а позади, Дымясь и тлея, остается дно Смердящее. Вот что пятой проклятой Нащупал Враг! Соратник - вслед за ним. Тщеславно ликовали гордецы. Сочтя, что от Стигийских вод спаслись Они, как боги,- собственной своей Вновь обретенной силой, наотрез Произволенье Неба отрицая.

"- На эту ли юдоль сменили мы,Архангел падший молвил,- Небеса И свет Небес на тьму? Да будет так! Он всемогущ, а мощь всегда права. Подальше от Него! Он выше нас Не разумом, но силой; в остальном Мы равные. Прощай, блаженный край! Привет тебе, зловещий мир! Привет, Геенна запредельная! Прими Хозяина, чей дух не устрашат Ни время, ни пространство. Он в себе Обрел свое пространство и создать В себе из Рая - Ад и Рай из Ада Он может. Где б я ни был, все равно Собой останусь,- в этом не слабей Того, кто громом первенство снискал. Здесь мы свободны. Здесь не создал Он Завидный край; Он не изгонит нас Из этих мест. Здесь наша власть прочна, И мне сдается, даже в бездне власть Достойная награда. Лучше быть Владыкой Ада, чем слугою Неба! Но почему же преданных друзей, Собратьев по беде, простертых здесь, В забвенном озере, мы не зовем Приют наш скорбный разделить и, вновь Объединясь, разведать: что еще Мы в силах у Небес отвоевать И что осталось нам в Аду утратить?"

Так молвил Сатана, и Вельзевул Ответствовал: "- О Вождь отважных войск, Воистину, лишь Всемогущий мог Их разгромить! Пусть голос твой опять Раздастся, как незыблемый залог Надежды, ободрявшей часто нас Среди опасностей и страха! Пусть Он прозвучит как боевой сигнал И мужество соратникам вернет, Низринутым в пылающую топь, Беспамятно недвижным, оглушенным Паденьем с непомерной вышины!"

Он смолк, и тотчас Архивраг побрел К обрыву, за спину закинув щит,В эфире закаленный круглый диск, Огромный и похожий на луну, Когда ее в оптическом стекле, С Вальдарно или Фьезольских высот, Мудрец Тосканский ночью созерцал, Стремясь на шаре пестром различить Материки, потоки и хребты. Отступник, опираясь на копье, Перед которым высочайший ствол Сосны Норвежской, срубленной на мачту, Для величайшего из кораблей, Казался бы тростинкой,- брел вперед По раскаленным глыбам; а давно ль Скользил в лазури легкою стопой? Его терзали духота и смрад, Но, боль превозмогая, он достиг Пучины серной, с края возопив К бойцам, валяющимся, как листва Осенняя, устлавшая пластами Лесные Валамброзские ручьи, Текущие под сенью темных крон Дубравы Этрурийской; так полег Тростник близ Моря Чермного, когда Ветрами Орион расколыхал Глубины вод и потопил в волнах Бузириса и конников его Мемфисских, что преследовали вскачь Сынов Земли Гесем, а беглецы Взирали с берега на мертвецов, Плывущих средь обломков колесниц; Так, потрясенные, бунтовщики Лежали грудами, но Вождь вскричал, И гулким громом отозвался Ад: "- Князья! Воители! Недавний цвет Небес, теперь утраченных навек! Возможно ли эфирным существам Столь унывать? Ужели, утомясь Трудами ратными, решили вы В пылающей пучине опочить? Вы в райских долах, что ли, сладкий сон Вкушаете? Никак, вы поклялись Хваленье Победителю воздать Униженно? Взирает Он меж тем На Херувимов и на Серафимов, Низверженных с оружьем заодно Изломанным, с обрывками знамен! Иль ждете вы, чтобы Его гонцы, Бессилье наше с Неба углядев, Накинулись и дротиками молний Ко дну Геенны пригвоздили нас? Восстаньте же, не то конец всему!" Сгорая от стыда, взлетели вмиг Бойцы. Так задремавший часовой Спросонья вздрагивает, услыхав Начальства строгий окрик. Сознавая Свои мученья и беду свою, Стряхнув оцепененье, Сатане Покорствуют несметные войска. Так, в черный день Египта, мощный жезл Вознес Амрамов сын, и саранча, Которую пригнал восточный ветр, Нависла тучей, мрачною, как ночь, Над грешной Фараоновой землей И затемнила Нильскую страну; Не меньшей тучей воспарила рать Под своды адские, сквозь пламена, Ее лизавшие со всех сторон. Но вот копьем Владыка подал знак, И плавно опускаются полки На серу отверделую, покрыв Равнину сплошь. Из чресел ледяных Не извергал тысячелюдный Север Подобных толп, когда его сыны, Дунай и Рейн минуя, как потоп Неудержимый, наводнили Юг, За Гибралтар и до песков Ливийских! Начальники выходят из рядов Своих дружин; они к Вождю спешат, Блистая богоравной красотой, С людскою - несравнимой. Довелось Им на небесных тронах восседать, А ныне - в райских списках ни следа Имен смутьянов, что презрели долг, Из Книги Жизни вымарав себя. Еще потомство Евы бунтарям Иные прозвища не нарекло, Когда их допустил на Землю Бог, Дабы людскую слабость испытать. Им хитростью и ложью удалось Растлить едва ль не весь Адамов род И наклонить к забвению Творца И воплощенью облика его Невидимого - в образы скотов, Украшенных и чтимых в дни торжеств Разнузданных и пышных; Духам Зла Учили поклоняться, как богам. Под именами идолов они Языческих известны с тех времен.