Джон Стейнбек - Гроздья гнева

Отец, дядя Джон и еще несколько человек сидели на корточках у крыльца конторы.

– Мы сегодня чуть на работу не устроились, – сказал отец. – Опоздали самую малость. Перед нами двоих уже наняли. И ведь вот что чудно́, тот, который нанимал, говорит: «По двадцать пять центов мы взяли двоих. А по двадцать – пожалуйста, сколько угодно. Вы поезжайте к себе в лагерь, скажите там, что по двадцать набор будет большой».

Сидевшие на корточках люди беспокойно зашевелились. Один – широкоплечий, в черной шляпе, затенявшей ему лицо, ударил ладонью по колену.

– Я эти поганые штучки знаю! – крикнул он. – И ведь наберут людей. Наберут голодных. На такой заработок семью не прокормишь, а от двадцати центов в час все равно не откажешься. И так и эдак ты у них в руках. Они продают работу, как с торгов. Скоро, пожалуй, нам самим придется приплачивать, лишь бы устроиться.

– Мы бы пошли, – сказал отец. – У нас совсем нет работы. Обязательно бы пошли, да побоялись – уж очень злобно другие на нас посматривали.

Широкоплечий в черной шляпе сказал:

– Начнешь думать, ум за разум заходит. Я у одного работал, так он не может собрать урожай. Один только сбор и то не окупится. Просто и не знает, что делать.

– А что, если… – Отец замялся. Все молча ждали. – Да это я так подумал… Будь у меня акр земли… жена бы овощей насажала, держали бы кур, парочку свиней. А мы бы поработали где-нибудь и вернулись. Детей в школу. Я таких школ, как здесь, нигде не видал.

– Нашим ребятам в здешних школах несладко, – сказал широкоплечий.

– Почему? Школы хорошие.

– Да… придет вот такой оборванец, босой, а другие ребята, в носочках, принаряженные, дразнят его: «Оки». Мой мальчишка ходил в школу. Каждый день дрался. Молодец, не уступал. Норовистый, чертенок. Что ни день, то драка. Приходит домой – рубашка в клочья, из носу кровь. А мать его порет. Под конец я вступился. Что ж ему, бедняге, одни колотушки получать? А здорово он их лупил, этих сволочей в носочках. Да…

Отец снова заговорил о своем:

– Что же делать? Денег у нас нет. Старший сын получил работу, да ненадолго, этим не прокормишься. Пойду на двадцать центов. Ничего не поделаешь.

Человек в шляпе поднял голову, вытянув шею, заросшую густыми, точно шерсть, волосами, блеснул на свету щетинистым подбородком.

– Да, – с горечью сказал он. – Ты пойдешь за двадцать центов. А мне платят двадцать пять. Вот ты и перехватил мою работу. А потом мне брюхо подведет, я ее у тебя за пятнадцать перехвачу. Да! Иди нанимайся.

– Что же мне делать? – допытывался отец. – Не могу я голодать ради того, чтобы тебе платили двадцать пять центов.

Широкоплечий снова опустил голову, и его подбородок скрылся в тени от черной шляпы.

– Не знаю. Работаешь по двенадцати часов в день, досыта все равно не ешь, и еще изволь ломать себе голову, как быть дальше. Мальчишка у меня живет впроголодь. Да не могу я все об одном думать. От таких мыслей и рехнуться недолго, будь они прокляты! – Сидевшие на корточках люди беспокойно зашевелились.

Том стоял у ворот, рассматривая съезжавшихся гостей. Яркий свет прожектора падал на их лица. Уилли Итон сказал:

– Гляди в оба. Я сейчас пришлю сюда Джула Витела. Он полукровка-индеец. Хороший малый. Гляди в оба. Может, заприметишь кого.

– Ладно, – сказал Том. Он смотрел на гостей, которые подъезжали целыми семьями; мимо него шли фермерские девушки с косичками, подростки, постаравшиеся навести на себя лоск ради танцев. Джул подошел и остановился рядом с ним.

– Я с тобой буду, – сказал он.

Том посмотрел на его смуглое скуластое лицо – орлиный нос, узкий подбородок.

– Говорят, ты наполовину индеец. А по-моему, в тебе обе половинки индейские.

– Нет, – ответил Джул. – Половинка на половинку. А чистокровным лучше. Тогда можно устроиться в резервации. Там некоторым неплохо живется.

– Посмотри, сколько народу, – сказал Том.

Гости проходили в ворота: фермерские семьи, переселенцы из придорожных лагерей. Дети старались поскорей вырваться на свободу, степенные родители сдерживали их.

Джул сказал:

– Забавно у нас получается с этими танцами. Народ в лагере бедный, ничего за душой нет, а ходят гордые, потому что могут приглашать знакомых на танцы. И от других им за это уважение. Я тут работал на маленькой ферме. Пригласил как-то к нам хозяина. Он приехал. Потом говорил: в здешних местах нигде не бывает таких вечеров. К вам, говорит, и жену и дочь можно привезти. Эй! Смотри.

В ворота прошли трое молодых людей – трое рабочих в комбинезонах. Они держались кучкой. Сторож у ворот остановил их, они ответили на его вопрос и пошли дальше.

– Последи за ними, – сказал Джул. Он подошел к сторожу. – Кто их пригласил?

– Джексон. Корпус номер четыре.

Джул вернулся к Тому.

– Наверно, те самые и есть.

– Откуда ты знаешь?

– Да так – кажется. У них вид какой-то настороженный. Ступай за ними, покажи их Уилли, и пусть он разыщет этого Джексона из четвертого корпуса. Надо проверить их. А я побуду здесь.

Том отправился за тремя молодыми людьми. Они подошли к танцевальной площадке и незаметно присоединились к толпе. Том увидел около оркестра Уилли и поманил его.

– Ну что? – спросил Уилли.

– Вон те трое – видишь?

– Да.

– Сослались на Джексона из четвертого корпуса, будто он их пригласил.

Уилли вытянул шею, разыскал глазами Хастона и подозвал его.

– Вон те трое, – сказал он. – Надо найти Джексона из четвертого корпуса, узнать, приглашал ли он их.

Хастон повернулся на каблуках и ушел: а через несколько минут подвел к ним сухопарого, костлявого канзасца.

– Вот Джексон. Слушай, Джексон, видишь вон тех трех молодцов?

– Да.

– Ты их приглашал?

– Нет.

– А они тебе знакомы?

Джексон пригляделся повнимательнее.

– Конечно, знакомы. Вместе работали у Грегорио.

– Значит, твоя фамилия им известна?

– Конечно. Я работал с ними рядом.

– Хорошо, – сказал Хастон. – Ты к ним не подходи. Если ничего плохого не сделают, мы не станем их выпроваживать. Спасибо, Джексон.

– Хорошо сработано, – сказал он Тому. – Я думаю, это они самые и есть.

– Это Джул их заприметил, – сказал Том.

– Ну еще бы! – сказал Уилли. – Индейская кровь, он чутьем берет. Ладно, пойду покажу их своим ребятам.

Из толпы выскочил мальчик лет шестнадцати. Он остановился перед Хастоном, еле переводя дух.

– Мистер Хастон, я все сделал, как вы велели. Одна машина стоит около эвкалиптов – в ней шестеро, а другая остановилась сбоку, на дороге, – там четверо. Я подошел прикурить. Они все с револьверами. Я сам видел.

Взгляд у Хастона стал суровый, жесткий.

– Уилли, у тебя все готово? – спросил он.

Уилли радостно улыбнулся.

– Будьте покойны, мистер Хастон. Все пойдет как по маслу.