Бана - Кадамбари

Словно бы смеясь над самим собою, он подумал: «Ради чего я без толку хлопочу, точно дитя? Не все ли равно, поймаю я эту пару киннаров или не поймаю? Что пользы будет, если поймаю? И что станется, если не поймаю? Ну и наваждение! О, эта тяга хоть что-то да делать! Откуда эта страсть к вздорным поступкам? Эта приверженность к ребячьим забавам? Рвение, которое сулило как будто немало выгоды, оказалось бесплодным. Дело, начатое с усердием и выглядевшее необходимым, оказалось лишенным смысла. Мои клятвы друзьям оказались невыполненными. Мой царский долг остался в небрежении. Великий подвиг, на который я пошел, не состоялся. Усилия, приложенные ради завоевания мира, пропали даром. Зачем, словно соблазненный демоном, я покинул свою свиту и заехал в эту дальнюю страну? Отчего бесцельно преследовал эту пару конеголовых? Теперь, размышляя над этим, я готов смеяться над собою, словно над кем-то посторонним. Я даже не знаю, как далеко мое войско, которое шло за мною. Ведь Индраюдха так быстроног, что во мгновение ока преодолевает огромные расстояния. Из-за его резвости, да и потому, что я сам неотрывно следил за парой киннаров, я не запомнил дороги, по которой ехал через этот бесконечный лес, заваленный сухой листвой, непроходимый из-за густого кустарника, сплетенных лиан и сотен деревьев. Я не знаю, как вернуться отсюда в свой лагерь. И даже если с большим трудом я пробьюсь сквозь обступившие меня заросли, то едва ли встречу человека, который указал бы мне дорогу в Суварнапуру. Правда, я вспоминаю, мне не раз говорили, что к северу от Суварнапуры проходит граница обитаемых земель, далее идет безлюдный лес, а за лесом — Кайласа. Так ведь вот Кайласа! И потому мне нужно поворотить коня и ехать прямо на юг, постоянно сверяя свой путь с солнцем».

Так решив, он левой рукой натянул поводья и повернул коня. А затем вновь подумал: «Благое солнце, сияя нестерпимым блеском, точно драгоценный камень в кушаке, украшает срединную часть неба. Между тем Индраюдха очень устал. Поэтому нарву-ка я для него несколько охапок травы дурги, дам ему искупаться и попить воды в каком-нибудь озере, горном ручье или реке, а кстати и сам утолю жажду и отдохну в тени какого-либо дерева, прежде чем снова тронуться в путь». Так подумав, он поехал по лесу и в поисках воды беспрестанно бросал взоры по сторонам, пока не увидел тропу, влажную от комьев глины, оставленных стадом диких слонов, которые, вероятно, жили в предгорье и недавно прошли здесь, возвращаясь с водопоя. Тропа была усеяна ворохами лилий, чьи стебли, корни и листья были обглоданы слонами, чернела пятнами мокрой ряски, усыпана красными, синими и белыми лотосами с вырванными вместе с землей корнями, покрыта обломанными ветками деревьев в ярких цветах и срезанными побегами лиан со снующими по ним пчелами, увлажнена мускусом, который пах свежими цветами и был темен, как сок, выжатый из листьев тамалы.

В надежде отыскать какой-нибудь водоем Чандрапида спустился вниз по тропе и подъехал к подножию Кайласы. Почти все оно поросло деревьями сарала, сала и саллаки, чьи кроны были похожи на круглые зонты, а верхушки можно было разглядеть, лишь вытянув шею, и которые, хотя и росли густо, казались далеко отстоящими друг от друга из-за того, что не было на их стволах ветвей. Покрытое крупнозернистым желтым гравием, заваленное камнями, оно почти не имело травы и кустарника и казалось рыжим из-за пыли минералов, раскрошенных клыками диких слонов. Расщелины в скалах были устланы мхом, чьи причудливые узоры казались выдавленными на их поверхности, а склоны вязли в непрерывно капающей с деревьев смоле и стекающей с вершины горы лаве. Земля была усеяна коричневой каменной пылью, выбитой из скал острыми, как резец, копытами лошадей, и золотистым песком, вырытым из нор кротами. На песке виднелись следы копыт множества буйволов, ланей и антилоп, а поверх следов были разбросаны клоки их шерсти. На зубчатых обломках скал сидели парами куропатки, у входа в пещеры — семьи орангутангов, повсюду пахло серой, и среди зарослей лиан тянулись вверх побеги бамбука.

Проехав от подножия Кайласы немного на северо-восток, Чандрапида заметил густую рощу, похожую на скопище туч, разбухших от влаги, и сумрачную, как ночь. Углубившись в нее, он был обласкан встречным ветром, прохладным от близости воды и несшим с собой водяные брызги и пряный запах цветочной пыльцы. Касание ветерка было таким же приятным, как свежесть сандаловой мази, а громкие крики гусей, опьяненных нектаром лотосов, тешили слух Чандрапиды и словно бы подзывали его поближе.

Выехав на опушку, Чандрапида увидел озеро по имени Аччхода, живительное для взора, необычайно красивое. Оно было похоже на драгоценное зеркало богини красоты трех миров, или на хрустальную обитель богини земли, или на хранилище океанских вод, или на колыбель стран света, или на отражение небосвода, или на расплавленную Кайласу, или на растаявшие Гималаи, или на разжиженный лунный свет, или на смех Шивы, обратившийся в воду, или на все достоинства вселенной, представшие в виде озера, или на плоскогорье из драгоценного камня вайдурья, или на собранные воедино ливни осенних туч, или на зеркало Варуны. Удивительно чистое, оно казалось созданным из сердец святых мудрецов, из добродетелей праведников, из блеска глаз антилоп, из сияния драгоценных камней; прозрачное для глаза, оно казалось пустым, хотя было заполнено водой. В сиянии радуг, которые блистали в брызгах, разносимых ветром, оно словно бы находилось под охраной тысячи луков Индры {214} 214 Лук Индры — так на санскрите называется радуга (indracāpa). . Поросшее лотосами, оно словно бы вмещало вселенную, подобно лотосу Нараяны {215} 215 …подобно лотосу Нараяны… — См. примеч. 114. , из которого произрастают три мира со всеми их лесами, горами, звездами и планетами. Его воды, казалось, смешались с нектаром, излитым полумесяцем на челе Шивы {216} 216 …с нектаром, излитым полумесяцем на челе Шивы… — См. примеч. 53 и 117. , когда благой бог, сотни раз спускавшийся сюда с соседней Кайласы, нырял и плавал в его волнах, — нектаром, подобным потоку красоты, струящемуся с ланит Парвати, когда супруга Шивы умывалась здесь озерной водой. Озеро было настолько глубоким, что походило на вход в подземный мир, и толща его вод, в которых отражались заросли деревьев тамалы, растущие по его берегам, казалась насквозь темной. По всей глади озера были рассыпаны купы черных лотосов, и пары чакравак старались проплыть стороной {217} 217 …пары чакравак старались проплыть стороной… — См. примеч. 79. , опасаясь, что среди дня они окажутся под покровом ночи.

Часто Брахма, набирая из озера воду, освящал его своим кувшином. Не раз мудрецы валакхильи утренней и вечерней зарей совершали на его берегах обряд почитания солнца. Нередко к нему спускалась Сарасвати, чтобы нарвать лотосов для жертвенной церемонии. Тысячу раз чтили его своим купанием семь божественных риши. Каждый день жены сиддхов омывали в нем свои одежды, изготовленные из коры деревьев, исполняющих желания. А жены из гарема владыки гухьяков Куберы, плескаясь в озере, затягивали его волны в водоворот своих круглых пупков, похожих на стянутый в кольцо лук бога любви Камы.